Князь Владимир. Книга 2
Шрифт:
Глава 4
Добрыня отдавал распоряжения во дворе, когда Владимир поймал его за локоть, отвел в сторонку:
— Дядя… Об одной услуге прошу! Мне нужен твердый тыл. А кто, кроме тебя, защитит меня сзади?
Добрыня с подозрением нахмурился:
— Ты стал хитрый, как ромей! Да нет, куда там ромеям, они перед тобой — сопливые дети. Говори яснее.
— Я хочу, чтобы ты остался в Новгороде. Я буду спокоен за свою спину.
Брови Добрыни грозно сдвинулись. Глаза метнули молнию, но Владимир смотрел открыто, честно, преданно. Добрыня придержал злой ответ, подумал. Вообще-то в последние годы все меньше охота покидать насиженное
Владимир уловил нерешительность, быстро обнял:
— Спасибо, дядя! Я все боюсь, вдруг да что с тобой в бою случится? Ты ж всегда в самую сечу прешь! А у меня родственников больше нет! Я останусь один как перст…
В его глазах была такая любовь, что Добрыня растрогался против воли. Со смущением обнял тоже, похлопал по спине:
— Ничо, ничо… Такие старые дубы, как я, никакая холера не берет! Ты сам будь осторожен. Первым норовишь начинать бой, как Святослав, заканчиваешь последним… Раз-другой показал себя, и — хватит! Ты — князь, должен с высокого холма следить за битвами, понял?
— Понял, — ответил Владимир, — дядя, я люблю тебя! Ты прав. Конечно же, прав!
Утреннее солнце еще играло на шлемах уходящих к Киеву викингов, когда Владимир собрал на главной площади новгородское войско. После краткой речи, которой он напутствовал их, отряды под началом опытных воевод Кресана и Панаса выступили через главные ворота.
За городом, где Волхов-река впадает в Ильмень, высилась Лысая гора. На вершине торчал видимый издали гигантский деревянный столб Рода, а вокруг полыхали священные костры. Никто из живущих не знал, когда их зажгли, но даже самые древние старики помнили их с детства.
Владимир подъехал первым, вскинул в приветствии руку. Деревянный столб Рода стоял на огромном каменном основании, а перед ним был другой массивный камень с глубокой выемкой посредине. Там лежали два каменных ножа, им вскрывали вены жертв.
Волхвы вышли навстречу, поклонились:
— Все готово, княже!
— Начинайте.
Он соскочил с коня. Земля вздрагивала под тяжелыми шагами огромного войска. С вершины холма открывался вид на широкий водный простор. Сотни лодий и учанов покачивались на волнах. Тускло блестело оружие, новгородцы ждали сигнала.
Жрецы ударили в бубны, хрипло и страшно заревели трубы и рога. Из-за требища притащили связанных пленников. Владимир равнодушно проследил, как волхв вспорол у первого грудь, выдрал трепыхающееся сердце. Когда, как большую красную рыбу, распластали последнего, и еще горячие залитые кровью сердца и печени разложили на жертвенных камнях, Владимир кивнул и стал спускаться с холма.
Все войско на Лысой горе поместиться не могло, разве что бояре да воеводы, а вдоль реки полыхали жертвенные костры отрядов из соседних племен, что шли с новгородской ратью. Владимир велел всем приносить жертву там, где кто стоит, и кровь лилась на жертвенные камни к ногам каменных и костяных богов, деревянных, даже отлитых в меди и бронзе.
Больше всего жертв принесли Перуну, богу воинов. Ему закололи пленников не только русы, но и люди из земель коми, веси, еми, что тоже присоединилось к новгородскому войску.
— Да, — сказал Владимир вслух, — помощь богов пришлась бы кстати! А знал бы как позвать бесов, сам бы поехал гонцом.
Кресан взял
Стойгнев приготовился догонять войско, но уже когда был в седле, Владимир вышел на крыльцо, поманил к себе.
— Бери коня получше, — сказал он негромко, — бери в запас по три коня на каждого, но чтобы успел перехватить войско до переправы, понял? Пусть никто не идет на тот берег. Там делать нечего. Вверх и вверх по течению!
Стойгнев ахнул:
— Княже… Там же Полоцк!
Владимир с усмешкой смотрел в его взволнованное лицо.
— А ты в самом деле думал, что я направил войска против бедной жмуди?
— Каюсь, поверил. Хотя и думал, что взять с бедных жмудян?
— Не мог же я раструбить про поход на Полоцк, как делал князь Святослав. Мне нужно победить, а не бряцать дедовской славой. Там бы успели приготовиться, а мне нужно не кровавое сражение, пусть даже победное, а сам Полоцк и его земли. Да и зачем кровь лить напрасну? Прольем в более нужном месте.
Стойгнев прищурившись смотрел на юного князя. Совсем не тот отрок, которого они брали князем. А за годы изгнания вовсе взматерел, на этом лице очень взрослые глаза. В молодом теле очень зрелый дух. А вот в его отце до самой гибели жила душа больше героя, рыцаря, искателя славы, чем князя. Его «Иду на Вы!» стало легендой, все только и говорят о благородстве великого князя киевского, что посылал к врагам гонца с предупреждением. А сын пошел не в отца. Наоборот, делает все, чтобы не походить на отца. Если тот воевал в чужих землях, то этот и не заикается о таком. Все мысли об устройстве Руси изнутри.
— Да, ты уж совсем было убедил новгородцев, что не скоро пойдешь мстить Рогволоду за обиды… Но как же свеи?
— А что с ними?
— Ты говорил, что возьмешь их на Полоцк?
Владимир кивнул:
— Говорил. Ну и что?
Их взгляды встретились. Стойгнев спросил неуверенно:
— Ты их… не берешь?
— Нет, конечно, — ответил Владимир желчно. — Как бы самому Рогволоду не помогли одолеть меня!
— Но…
— Мне стало ясно еще там, в их гнезде. Если бы я звал их только против Ярополка, то запросили бы втрое больше. А когда сказал, что придется идти через земли Полоцкого княжества, то согласились за такие деньги, что старцам больше подают. Явно замыслили вместе с Рогволодом повернуть мечи супротив меня, вместе с ним захватить Новгород и снова установить правление свеев по всем нашим землям.
Кулаки Стойгнева стиснулись так, что заскрипело. Костяшки выперлись как шипы на боевой палице.
— Ух, гады заморские!
— Успокойся, — велел Владимир мрачно. — Такова жизнь, каждый блюдет свои интересы. Так что пусть не мечтают, что пошлем их на Рогволода. А вот на Ярополка… С ним сражаться будут. Чужой, к тому ж уйти вовсе без битвы ни честь не позволит, ни пустые кошели. Плату уговорились дать после…
— Далеко смотришь, княже, — сказал Стойгнев уважительно. — Я бы, по чести говоря, не смог. Ты хитрый, как лис, а лис побеждает и сильного волка. Да и медведя дурачит.