Князь Владимир
Шрифт:
– Да, я победил, – согласился Владимир. – Еще как! Ты даже не представляешь, как сильно я тебя, оказывается, победил… Более того, я даже сам не знал всей меры своей победы!
– Холоп, раб! Убийца брата своего!
– А чтобы моя победа была блистательнее, – продолжал Владимир, не обращая внимания на его крики, – я тебя… отпущу.
Дружинники ахнули. Потом послышался ропот. Варяжко успел кое-кого помять, задавить, а кто-то помнил и его победное бегство из Киева, когда устлал свою дорогу трупами.
– Тварь! – вскрикнул Варяжко яростно. – Раб! Знаю, как отпустишь! С выжженными глазами и обрубленными руками?
Он горящими глазами прожигал князя насквозь. Владимир сказал холодно и веско:
– Это было бы для тебя слишком много. Ишь, в мученики лезешь! Новый Хирон… или Хилон отыскался… Уйдешь цел и невредим. Эй, верните этому коня и зброю!
Варяжко поперхнулся от ярости. Его глаза едва не вылезали из орбит. Владимир кивком послал двух к пленнику. Ножами быстро перехватили веревку, а коваль тремя мощными ударами расклепал цепь. Варяжко напрягся, цепь со звоном лопнула. Дружинники взяли копья наперевес, держа Варяжко в круге. Трое преградили путь к князю.
Варяжко растирал распухшие кисти, смотрел исподлобья. Лицо перекошено ненавистью. Зубы скрипнули, когда он процедил:
– Ты, раб, ждешь, что брошусь тебе в ноги?
– Не жду.
– Думаешь, буду благодарен за свою жизнь?
– Нет.
– У воина нет ничего, кроме чести! Я снова подниму против тебя племена.
– Знаю, – ответил Владимир.
Варяжко потряс руками, восстанавливая ток крови. Неподалеку радостно заржал конь, услышал хозяина. Его едва удерживали под уздцы двое отроков.
Еще неверяще, Варяжко поставил ногу в стремя, оглянулся. Лицо князя непроницаемо, дружинники смотрели враждебно. Варяжко тяжело уселся в седло, подтянул поводья.
– Меч тебе вернут в воротах, – бросил Владимир.
Он повернул коня, поехал, словно совсем забыв о проклятом враге. Это привело Варяжко в неистовую ярость:
– Что за новую подлость ты придумал, раб? Все равно я твой враг навеки!
Владимир чуть обернулся в седле. Голос его был все таким же холодным:
– Что такое снести голову? Это всего лишь убить. А мне приятнее видеть победу. Разве не радость мне, подлому убийце, видеть, как ты, честный и благородный, падаешь все ниже? Если ты уже таков, то, надеюсь, тот же конец ждет и других моих противников… Снести голову – уйдешь из жизни героем. А так озвереешь еще больше, станешь ночным татем. В конце концов тебя забьют мужики кольями за кражу коней. Такой твой конец мне как медом по сердцу.
Варяжко даже опешил:
– Такой конец… меня?
Владимир придержал коня, что рвался вскачь.
– А за что бьешься теперь? Тебя слепит ненависть. Ты уже не рыцарь, ты – разбойник. Я устрояю землю Русскую, а ты поднимаешь мятежи, сеешь рознь. Раньше ты говорил, что Русь должна быть единой, а теперь из ненависти ко мне готов раздробить на мелкие уделы, перессорить, залить все кровью… Подлеешь, Варяжко!
Он гикнул, бросил коня в галоп. Дружинники развернули коней, понеслись следом. Один бросил Варяжко его меч в ножнах. Какой-то молокосос из отроков ожег его насмешливым взором, это взбесило Варяжко чуть ли не до остановки сердца. Сопляк, а туда же – за князем! Только из яйца вылупился, а уже судит. Да видали ли великого князя Ярополка, законного правителя Руси, предательски пронзенного
Часть третья
В лето 6491 пошел Владимир на ятвагов, и победил, и взял землю их.
В лето 6492 пошел Владимир на радимичей. Воевода Волчий Хвост встретил радимичей и победил их.
В лето 6493 пошел Владимир на болгар, а торков привел берегом на конях: и победили болгар.
Глава 30
Несс вещал громко и размеренно:
– Были страны, с которыми наши предки спорили за первородство… Возросла и рассыпалась Ассирия, Вавилония, пал Египет, а от самих египтян, многочисленных, как песок на берегу моря, не осталось следа… Они теперь арабы, али финикийцы и хетты… Не осталось торговавших с ними эллинов, нет следа от Мидии, а наш народ, по-прежнему дробясь и давая начало новым народам, все еще жив…
Владимир смотрел на ученого волхва исподлобья.
– История, – вздохнул он. Перевел дух. – Знал ли Геродот, отец истории, что у него в руках оружие пострашнее, чем у царей, деяния которых описывал? Говорят, что история учит… но на самом деле она ничему не учит… или учит только тому, чему каждый сам готов научиться. Хоть дурному, хоть очень дурному. Верховный отец, ты убеждаешь меня в том, что мы, славяне, древнейший народ? И потому лучше других, благороднее? Хочешь наполнить меня, а со мной и моих воевод, гордостью и спесью? Ибо если мы или наши далекие предки владели половиной мира…
– Больше, – поправил Несс гордо, – всем просвещенным миром!
– Тем более. Значит, это оправдывает нас, если пойдем войной на соседей? Мол, много веков тому на тех землях жили наши предки?
– Княже, – сказал Несс, нахмурившись. – Нам, волхвам, врать нельзя! Сами боги говорят нашими устами.
– Ладно, наши предки в самом деле там жили. Но значит ли, что мы – лучше? История страшна.
Волхв огрызнулся:
– Она страшна для тех, у кого ее нет.
Владимир непреклонно покачал головой:
– Еще страшнее для тех, у кого есть. Особенно страшна для тех, у кого богатая и древняя. Она порождает соблазны, заставляет стремиться к былому величию… не учитывая, что времена другие. История способна оправдывать все. Разве это не страшно? История пьянит чище вина, вот уже ходишь раздутый спесью, свысока смотришь на соседей. Мол, глупы, молоды, а мы – древние, богатые историей… Ладно, предки наши были велики и славны, но что стоим мы сами? А тем временем куман, юный народ, что сегодня утром явился на свет, прилежно трудится, умнеет, набирается всего лучшего, ибо у него нет доблестных предков, коими мог бы похваляться, он сам должен стать великим предком!
– Княже, – воскликнул Несс с отвращением. – Куманы даже землю пахать не умеют!
– История, – сказал Владимир тяжело. – История… Это обоюдоострый меч! Схватись неосторожно – пальцы изрежешь. И добро бы только пальцы, а не голову! Да и если свою – не жаль, а как чужие полетят?
– Во имя великой цели…
– Так то великой! Но сначала докажи, что она настолько великая. Не потому великая, что тебе так хочется, а чем она в самом деле выше других?
– Во-первых, она наша…
Владимир развел руками: