Князь
Шрифт:
– Ладно тебе, - уже спокойней произнес Хмырь. – Только твоих соплей сейчас не хватало.
– А я и не распускаю их, если ты еще не заметил, - язвлю.
– В тебе живет настоящая сука, Ева, - Хмырь выбросил окурок в окно.
– Ну, спасибо, - я нахмурилась и отвернулась, чтобы даже затылок этого гада не видеть.
Постепенно вспышка злости спала, растаяла буквально на глазах, и мне опять стало дико паршиво на душе. Такие резкие смены настроения вызвали ноющую головную боль, что перетекала от висков в затылок. Я прикрыла глаза и эта боль хоть чуть-чуть, но всё
– Приехали уже, - заявил Хмырь.
Я глянула в окно и увидела знакомый подъезд. Кажется, не заметила, как и задремала. Голова гудела, а глаза жгло от слез и недосыпа.
– Хорошо. Спасибо, - я вышла из машины, и порыв холодного ветра тут же окончательно вернул меня в реальность.
– Эй, Ева! – окликнул меня Хмырь, когда я уже подошла к своему подъезду.
– Что?
– Ты это… Быстро всё мозгуй и тяни свои тощие булки обратно к Князю. Мой базар – мой, а вот ему хреновенько без тебя будет. А вздумаешь прокидать его… Тогда лучше мне на глаза не попадайся.
Глава 20
Князь
Скурив, буквально сожрав целую пачку сигарет, заливаю в желудок три стопки шнапса подряд. Пойдёт. Облегчения нет, зато мозги немного расплавились и теперь не так сильно хочется кому-нибудь въебать, чтобы избавиться от конченного ощущения собственной кончелыжности.
Какая-то тупая музыка лупит по барабанным перепонкам, заглушая мысли в моей голове. А их много, даже больше, чем можно переварить. Закидываюсь еще несколькими стопками. Не закусываю. Голые бабы танцуют, вертят своими задницами, щипают себя за соски, но как-то насрать. Откровенно и с высокой колокольни насрать.
Откинувшись на спинку дивана, начинаю новую пачку сигарет. Уже весь ими пропах. Ненавижу все эти блядские мысли. Ненавижу копаться в себе. Всё определяют действия, а не дебильные размышления. Но сейчас как-то что-то пошло не так. Охренеть как не так. А самое главное – я не знаю, что со всем этим делать. Впервые. Усталость, что, кажется, скопилась за все те времена, которые я варюсь в месиве из крови, денег и оружия, в самый неподходящий момент решила дать мне под дых.
– Чё ты такой вареный? – спрашивает Хмырь, с трудом оторвав свои похотливые моргала от голой бабы.
– Думаю, - затягиваюсь и пускаю кольца в потолок бара.
– В таком-то месте и думать? – лыбиться, а мне вдруг захотелось вмазать дружку своему прямо в скулу, чтобы лыбу стёр свою.
– Отвали, - прикусываю фильтр сигареты и наливаю себе еще рюмку.
– Это из-за нее да? – Хмырь тоже наливает.
– Из-за всего, - закидываюсь и продолжаю курить. Шнапс уже идет как вода, а у меня ни в одном глазу.
– Чего ты так грузишься? Косой уже «отдыхает» в лесу. Ну подставил свою жопу козлам, так они нам ничего не сделают.
– Уже сделали всё, что могли, - сквозь зубы шиплю.
Всегда пытался убедить себя, что места для какой-либо боли у меня нет. Лишнее это. И не красит она меня. Но вот, что-то всё равно ноет в груди. Оно ноет и ноет, отчего хочется голыми руками с корнем выдрать это «что-то». Только вот где его искать? Хрен его
Убийство Косого не принесло мне ожидаемого успокоения. Права пташка была в том, что жмурик ничего не исправит. Но вместе с этим я всё равно хотел его укокошить. Так дико хотел, что покатился с катушек. Это ни черта не приятное занятие. Просто так нужно было поступить, так поступают в наших кругах. Или смерть, или жизнь. Ничего посередине нет. Но каждый раз, когда ты кого-то убиваешь, самому сдохнуть хочется. Потом нормально становится, а первые несколько дней, будто похмелье жестокое. Колотит всего и спать не получается.
– Адмирала жалко, - продолжил свой тупой базар Хмырь. – Деда тоже, но бля, жизнь у нас такая.
– Ты, - я резко ухватил Пашку за шиворот и хорошенько тряхнул. – Если не хочешь пойти вслед за Косым, прикуси язык. Жизнь такая. Нахер иди, понял? – я отпустил Хмыря.
– Понял-понял, только не кипятись. Понимаю, неприятно, но у нас такое не впервой, - охреневший друг потер свою покрасневшую шею.
– Но под раздачу в этот раз, мать твою, попали те, кто мне был дорог.
– А что будешь делать со своей этой?
Птаха… Вот кто может вытрясти всю мою душу. И как так получилось? Где я прозевал этот момент, когда обычное блядское увлечение переросло во что-то серьезное? Как-то всё мимо меня прошло. Подпускал ближе, еще ближе и теперь сижу в каком-то занюханном баре с пробитой грудиной. До чего ты, Князь, дошел? До ручки. Баба тебе яйца выкручивает, а ты не только не сопротивляешься, но и поощряешь это.
Понимаю, что она это не со зла. Испугалась. Слишком много дерьма ей открылось. А пташка-то не для этого создана. Ей ласка нужна, какие-нибудь слова красивые, поступки там всякие сопливые. А я… А что я? Авторитет, который только знает, как правильно бабу на кровати разложить. Всё.
Но самое странное и непонятное для меня, это то, что рядом с ней я не чувствую себя настолько пропащим. Раньше как-то не думал о будущем, а теперь… И то хочется успеть сделать, и то. Она что-то там говорила про детдом. Тут тоже надо бы всё как надо организовать. Наладить, так сказать, все пути. Почему нет? Есть под нами один детдом, почему еще один не обеспечить. И как бы это по-дурацки не звучало, детей хочу. Никогда не думал об этом, а сейчас… Хочу, но понимаю, что мелочи пузатой рядом с таким папашей делать нечего. Поэтому собственно я и поднял старую тему насчет политической деятельности. Получить кресло, неприкосновенность и можно нормальный бизнес организовать. Времена меняются и нам, сегодняшним зэкам, надо «переодеваться» в завтрашних бизнесменов.
– Ничего, - отвечаю. – Пусть обмозгует всё. Главное, чтоб под присмотром была.
– Я за этим слежу, можешь не парится. Легавые туда не сунутся.
– Хорошо.
– А если она зассыт и не вернется? Чё тогда делать будешь?
– Не зассыт.
– Откуда такая уверенность?
– Потому что знаю, Хмырь.
– Втрескался ты, мужик, как пацан зеленый.
– Пусть так. Это что-то меняет? – смотрю на Пашу в упор.
– Нет. Твоё дело, я судя соваться не стану.
– Верно соображаешь.