Князек
Шрифт:
К этому празднику Мэри – Бог знает, сколь неохотно – впервые облачилась в женское платье. Наряд был роскошен – из богатого, темно-лилового бархата, с нижней юбкой из золотистой парчи. Но, хотя платье тщательно сберегалось, видно было, что оно не новое – такие наряды с квадратным воротом, ниспадающими широчайшими рукавами и юбкой колоколом вошли в моду лет тридцать назад. Ее изумительные светлые волосы падали из-под французской круглой шапочки, такой же старомодной, как и платье. Но несмотря на все это, Джон подумал про себя, что в жизни не видел более прекрасной девушки – лицо его говорило об этом так красноречиво, как если бы он во всеуслышание признался сам. Но Мэри Перси хранила прежнюю гордую осанку, не глядела на него и не улыбалась – словно женское платье требовало от нее куда большего мужества, нежели мальчишеский наряд.
Когда подали первое блюдо, Черный Вилл обратился к Полу:
– Ну, друг мой, вскорости вам надо отправляться к себе на юг – если, конечно, вы не хотите зазимовать у нас. Ведь с наступлением зимы все пути назад будут отрезаны до самой весны. Думаю, настало время перейти к делу.
Несмотря на то, что свадебные дары были приняты с благодарностью, Черный Вилл вовсе не горел желанием обсуждать условия предполагаемого брака – Пол подумал даже, что это тактический ход и что лорд просто набивает цену.
– Как вам будет угодно, – вежливо отвечал он, насаживая на острие кинжала очередной кусок куропатки и обмакивая его в соус. – Может быть, после ужина мы с вами уединимся и обговорим все условия...
Черный Вилл как-то странно взглянул на него:
– Нет, не в условиях дело. Видите ли, моя дочь – это поистине бесценная жемчужина. Она для меня и сын, и дочь. Когда она еще не умела ходить, она уже ездила в седле впереди меня – а когда ей исполнилось четыре года, у нее появился собственный пони, и она сопровождала меня, куда бы я ни поехал. Посудите сами, какую цену смертный может предложить за эдакое сокровище?
Пол нахмурился и взглянул на Джона, ища поддержки. Джон, облокотившись на стол так, чтобы видеть лицо девушки, мягко произнес:
– Ни один смертный не сможет предложить достойной цены – кроме искренней, вечной любви и преданности до гробовой доски. – Эти тихие слова возымели действие: Мэри Перси подняла на юношу глаза, полные изумления... Но тут же вновь отвела взгляд.
Черный Вилл терпеливо наблюдал за происходящим, не вмешиваясь. Потом произнес:
– О да, это поистине достойная цена. А что скажет на это моя голубка?
Мэри вытянулась в струночку и устремила взгляд в дальний конец зала, словно избегая смотреть на кого-либо. Брови ее слегка нахмурились:
– Нет.
Пол уставился на Черного Вилла, но того, казалось, непокорность дочери лишь обрадовала.
– Так ты не пойдешь за этого высокого молодого человека, который так любит тебя? Подумай, Мэри, пташка моя, где ты найдешь лучшего? – Полу вдруг показалось, что Черный Вилл насмехается над ними, но он не обнаружил обиды, не будучи вполне уверен в том, что его хотели оскорбить.
– Я не выйду за южанина, – заявила Мэри и снова занялась мясом.
– И таково твое последнее слово, моя птичка? – вкрадчиво спросил Черный Вилл. Она кинула быстрый, словно молния, взгляд на Джона, а затем ответила:
– Да. – Было ли в этом взгляде мгновенное колебание или же Джону это просто почудилось? Черный Вилл повернулся к Полу.
– Видишь сам – она отказывает ему. Нет, не говори ничего – я не буду ее принуждать!
Пол был в полнейшей растерянности:
– А что тогда делать... Лорд Перси говорил...
– Да, да, и мы ничем не должны оскорбить лорда Перси, Северного принца. Но что же нам делать? – Он переводил взгляд с одного на другого, и, казалось, наслаждался ситуацией и полнейшей беспомощностью гостей. И вдруг он изо всех сил ударил кулаком по столу – вино выплеснулось из покачнувшегося кубка. – Вот что, господин Морлэнд! Как ты смотришь на то, если твой сынок поживет с нами и попытается добиться внимания дочки? Коль хватит у него ума, то он ее добьется!
Пол открыл было рот, чтобы с возмущением отказаться, но Джон опередил его.
– О, да! Отец, разреши мне остаться! – громко взмолился он. Потом, словно устыдившись порыва, понизил голос и продолжал: – Вдали от нее я не обрету покоя. Позволь мне остаться и добиться ее любви – если, конечно, я сумею...
Черный Вилл снова захохотал, и громовые раскаты его смеха не дали Полу высказать все, что накипело у него на сердце. Девушка была в ярости, Джона обуяла страсть, а Черный Вилл наслаждался этой сценой – Пол оказался как бы не у дел. Так все это было продумано заранее? Он терялся в догадках. Ведь если Джон останется здесь на правах гостя, то обещание поддержки, данное Полом лорду Перси, невозможно будет взять назад! Он будет повязан по рукам и ногам. А ведь брака может и не последовать – никакой уверенности в успехе у Пола не было. Джон может долгие годы провести здесь, питаясь бесплодными надеждами. Да, в его власти было воспретить сыну остаться – но одного взгляда на Джона было достаточно, чтобы понять, сколь это было бы глупо. Джон впервые в жизни мог воспротивиться отцовской воле и уронить его престиж в глазах Черного Вилла. Единственное, что ему оставалось – это благоразумно согласиться на предложенные условия и тешить себя надеждой, что Джону удастся завоевать девушку, жениться на ней и присоединить ее богатства к достоянию семьи. Пол переводил глаза с одного на другого – ничего другого ему не оставалось, кроме как спасать свой престиж любыми средствами. Он с усилием улыбнулся и приподнял шляпу.
– Прекрасно! – воскликнул он. – Так давайте выпьем за успех и за будущий союз наших семей!
Черный Вилл поднял кубок и шумно отхлебнул. Дети сидели молча, каждый подле своего отца. Мэри Перси смотрела в пол, а Джон – на Мэри Перси, с любовью и надеждой.
Глава 7
Придворные церемониалы были изысканны, поражали блеском и – на удивление изматывали. Но королева Елизавета, как и покойный ее отец, прекрасно знала, что «король должен выглядеть королем» – поэтому при ее дворе скрупулезно соблюдались все нормы и правила этикета. Но за порогом ее спальни эти мучения кончались – там королева мгновенно преображалась и становилась просто Елизаветой Тюдор. Понятно, в ее покои не допускался никто из придворных, кроме двух ближайших фрейлин – Кэт и Нэн, да постельничих. У каждой из этих двух леди были свои, строго определенные обязанности – Кэт, словно сорока, приносила на хвосте новости, болтала без умолку, развлекала госпожу и обихаживала ее как нянька. Делом Нэн было успокаивать государыню, выслушивать ее – и давать мудрые советы. В обязанности обеих входило любить госпожу – но это было скорее удовольствием, нежели долгом...
...Стоял август – день был на удивление жарким и влажным, но дождь все еще не начинался. Выдался на редкость тяжелый день, и государыня была утомлена. Платья придворных дам были необыкновенно тяжелы, но королеве приходилось труднее всех: ее наряд, расшитый жемчугом и золотым кружевом, был тяжелее всех прочих. Когда Кэт и Нэн освободили ее от платья, стройное тело королевы тотчас же выпрямилось, словно травинка, освобожденная от гнета давившего на нее каблука. В одной белоснежной льняной сорочке она уселась перед зеркалом, опершись локтями на подзеркальник, сплошь уставленный флаконами духов, пудреницами и щетками для волос. Кэт неодобрительно взглянула на нее.