Княже
Шрифт:
Капитан наблюдал за девушкой: она стояла вполоборота у борта, слушала море, жмурилась и улыбалась. Ему было жаль бедняжку – такая молодая, симпатичная, но с тяжёлым недугом. Есть ли у неё семья, любимый?..
– Расскажите мне, капитан, что вы видите сейчас.
Сидорх усмехнулся:
– Прошу меня извинить, сударыня, но я не владею поэтичным языком. Не знаю, как описать море иначе: оно подобно ожившей материи из холодного шёлка… струится во все стороны, изгибаясь и преломляясь от встречных преград. Оно невесомо и в то же время тяжелее камня, способно поднять на поверхность и раздавить, поглотить без остатка… Море завораживает и пугает меня, сударыня.
Лина обернулась на его голос, заслушавшись.
– Капитан, отчего вы не менестрель?.. Так красиво…
Сидорх засмеялся.
– Я слукавил, милая Лина. Прошу меня простить. Эти строки я подслушал у одного заезжего барда в таверне, пока находился на суше.
– А вы хитрец, – в тон ему усмехнулась девушка. – Но Малику такими речами не возьмёшь, тут надо быть ещё хитрее.
Растерянность и смущение промелькнули на лице капитана – хорошо, что Лина этого не увидела. Он кашлянул, обдумывая её слова.
– Извините, но я…
Лина сделала несколько шагов навстречу его голосу и встала совсем близко:
– Не переживайте, я никому не скажу. Даже Малике.
– Но откуда вы…
– Я слышу, как бьётся ваше сердце, когда она рядом. Затрудняется дыхание, едва уловимо меняется тембр голоса.
Лина улыбнулась и невольно протянула руку, желая коснуться собеседника. Капитан послушно взял её ладонь в свою и тут же заметил, что девушка покачнулась, на миг потеряла контроль над телом, но он успел поддержать девушку. Несколько секунд, – и она пришла в себя, быстро заговорив:
– Вот это да… а вы тёмная лошадка, капитан Сидорх из Миаса…
***
Сверкающие глаза вновь прорезали мрак ночи. Они окружали, словно брали в кольцо. Огромный темно-серый волк скалил зубы и пятился, но не мог остановиться — мерзкие неживые огни повсюду! Поэтому ходил кругами, словно стараясь запомнить каждую пару.
В волчье сознание просочилась, будто сквозь нагромождение камней, мысль: «Обратись в человека».
Что это значит, хищник не понял.
Звуки леса стали меняться. Кажется, это называется смех — такое странное человеческое понятие. Откуда он мог знать о нём? И услужливый голос подсказал: «Сорви амулет, волчонок. Сорви с шеи».
Забыв на секунду про оборону от бесконечного множества пылающих глаз, волк почесал лапой шею, когтями зацепил тонкую цепочку и рванул с силой. Перед ним лежала яркая блестящая вещица, какую носят люди. Он наступил на крышку, – и разрывающая боль влетела в сознание, будто кто-то рвал тело на части, и не было сил сопротивляться.
Я очнулся на промерзшей земле, откашлялся, ноги свело судорогой. Совладав с конечностями, поднялся и схватился за бедовую голову: я всё вспомнил! Лина, исчезновение лешего, кровь, волчье сознание… как будто несколько дней провел в бреду.
Как же хорошо вновь почувствовать себя человеком!
Однако тело вскоре начало замерзать, а я даже не знал толком, как долго амулет позволит мне стоять
Нацепив обратно на шею единственное сокровище, отправился вперед, еле разбирая тропинку, не в силах остановить поток мыслей. Была ли Лина очередной ловушкой, мороком? Почему я вижу её с закрытыми кровавыми глазами?
Нога ступила во что-то влажное. О нет, только не болото! Но это оказалось небольшой лужицей. Только на воду всё равно не похоже. Человеческие глаза слабы, поэтому пришлось опуститься на колени, обмакнуть палец и принюхаться. Вязкая жижа почти без запаха. А на вкус… кровь.
В лесу полно хищников похлеще меня, в заколдованном лесу – тем более. Стоит ли удивляться? Но что-то было не так. Чутье подсказывало: произошло нечто мерзкое. Сводившие с ума светящиеся точки множества глаз стали повсюду появляться вновь. Но пока я человек, нагой, замерзающий, смысла в борьбе нет. Усмехнулся: грош цена обещаниям Предводителя нечисти, не выбраться мне из леса. Только подумал об этом, – из кустов, с треском поломанных ветвей, стали вылезать безобразные умертвия. Кособокие, одни – без конечностей, другие – с ободранной кожей, кто вовсе без неё, как ходящие скелеты, они надвигались на меня, шли неспешно, тыкали пальцами в мою сторону и мычали, рычали, хрипели. Один самый резвый подскочил совсем близко и прошипел:
– Убийца! Убийца!
Остальные подхватили настрой и на разный лад произносили:
– Убийца! Он убил! Он убил!
Схватив камень с дороги, я огрел урода по морде, отчего тот заверещал и скрылся в кустах.
– Идите в пекло, твари! – крикнул, подбирая очередное «оружие». Благо, тропа попалась каменистая. – Что за чушь вы несете?
Умертвия отступали, но их крики не прекращались:
– Ты убил! Ты убил! Одного из нас! Одного из нас!
Попав двум уродам в головы, я засмеялся, но тут же почувствовал головокружение. Неужели время вышло?
– Ты убил его! Ты ответишь!
– Да кого я убил-то, чудики? – Превозмогая сильную тошноту и жар в теле, спросил, подхватывая очередной камень.
Нежить словно учуяла перемены в моем состоянии и стала смелее приближаться.
– Ты убил ЛЕШЕГО! Ты убил ЛЕШЕГО!
– Что? Да какого…
Прежде чем обернуться, разглядел напоследок жест – обрубок руки умертвия указывал вниз, под дерево. И тут я увидел его – провожатого. Толстый, грязный леший лежал на боку с неизменно торчащей веткой из уха, обняв дубинку, в луже крови, что стекала вниз тонким ручейком. Глаза закрыты, он не дышал. Началась трансформация. Человеческое тело взорвалось болью, которая быстро исчезла, – и вот я уже стоял на четырех лапах, окруженный уродцами. В жутких глазах пылала жажда мести. Но при чем тут я? Им этого не объяснить, придется защищаться.
Трое набросились на меня справа, вцепились в шкуру мертвой хваткой, другие опасливо подбирались сзади. Одного я все же успел цапнуть, но подоспели остальные: огромная толпа уже бежала на меня. Откуда их столько взялось, ведь «обвиняло» меня не больше десятка существ? Нескольких удалось скинуть, укусить, подрать когтями, но их оказалось слишком много. Почувствовав открытые раны на теле, я разозлился и с остервенением принялся бороться за жизнь, за свою невиновность.
Кто-то сделал глубокий прокол на шее. Должно быть, это клыки. Только вурдалаков мне не хватало! Я взвыл и со всей дури помчался вперед, надеясь насадить хотя бы парочку на колючие ветви. Резкая боль изменила планы, – у меня отказали лапы. Сразу все четыре. Я рухнул на брюхо, мои «наездники» не удержались и покатились кубарем, ломая кусты на своем пути.