Княжий остров
Шрифт:
Он настиг ее почти у дороги, остановил, рванув за плечо, и они запутались в стеблях и вместе упали в пшеницу.
Она испуганно вскрикнула и обернула к нему залитое слезами лицо.
– Не бойся, свои! — мирно проговорил Егор, — вставай, бежим через поле в лес. Скорей! — Он вскочил, еще возбужденный горячкой схлестки и бега, и вдруг замер, уронив руку с автоматом вдоль тела…
Сквозь растрепанные волосы цвета пшеницы, испуганно глядели на него огромные васильковые глаза беглянки, одетой в линялую армейскую форму с двумя алыми кубарями на петлицах. Лик ее был разительно знаком, притягателен той русской красой, что часто равняют с иконной… Его как столбняк
~ Ты откуда такая взялась… Вставай же! Перебежками за дорогу в тот вон лес, живо! Как зовут-то хоть тебя? Убьют ненароком и знать не буду..
— Ирина… — удивленно ответила она, — а вы кто?
– Дед пихто! Бежим! — Он схватил ее за вялую руку и повлек следом.
Пули сшибали колосья, косили стебли, злобно визжали над их головами. Они бежали рывками, ползли, опять вскакивали и неслись дальше, и Егор вдруг уверился, что их не настигнут и пуля не достанет, ибо это было бы очень большой несправедливостью быть убитым самому или погибнуть ей на русском поле…
В звуках выстрелов он стал угадывать частый стук своей снайперской винтовки и увидел смело стоящего в чистом пале Николу Селянинова, размеренно бьющего выскочивших из леса немцев. Их было много, но скороговорка винтовки делала с каждым выстрелом на одного меньше… И они залегли в пшенице, боясь высунуться, стреляя вслепую.
Егор бежал сзади девушки, укрывая ее своей спиной, изредка оборачиваясь и посылая короткие очереди из автомата назад. Селянинов догнал их и радостно заорал:
— Опять им всыпали! Ты чё, девка, бегашь почем зря, спать людям не даешь? Чё делашь одна в лесах, грибы собираешь? Аль за цветками приспичило?
— Отстань от нее, — пресек Егор, — бери под одну руку, я под другую, видишь, из сил выбилась… Детскую игру помнишь, Ирина? Гуси-лебеди…
Он подхватил ее под руку, Николка под другую, и понеслись, она только успевала переставлять ногами и вдруг глухо рассмеялась, пропела:
— Гуси-гуси… Га-га-га… Есть хотите? Да-да-да… Полетели, полетели… Они заскочили в густой подлесок и оглянулись из кустов на поле. Преследования не было, немцы грузили убитых на повозку. И все же Егор велел прибавить шаг, сам был впереди группы, с настороженностью всматриваясь и вслушиваясь в шумящий лес. Разыгрался ветер, он безжалостно теребил кроны деревьев, обрывал первые угасшие листья; трещали сухие ветви, быстро темнело, и скоро ударила гроза. Ливень накатил сразу водяным валом и промочил лес насквозь. Над самой головой полыхали ослепляющие молнии и редкой силы гром сотрясал землю. Оглушенные и мокрые беглецы шли напролом, перелезая какие-то заросшие густым кустарником овраги, пока не выбрались на закрай неубранного льняного поля. В сутеми дождя проглядывалось большое строение из дерева — то ли покосившийся дом, то ли овин для хранения льна. Дождь лупил не переставая, уже все небо почерпнулось тучами без просвета и надежды, что скоро разведрит.
К строению Егор пошел сам, оставив всех в кустах для прикрытия. Он перебежками подобрался к рубленному из бревен длинному сараю, покрытому дранкой, и осторожно заглянул внутрь его через щель от разошедшихся пазов. Овин был пуст, журчащая вода струями опадала с крыши. Быков резко заскочил в растворенные ворота и прянул в тень, поводя стволом автомата по углам. Когда пригляделся и убедился, что никого нет, осторожно обошел помещение,
Ирина вся продрогла, взвякивая зубами, гимнастерка на ней парила, забирая тепло и охлаждая тело. Она видела, как нежданные спасители разом смахнули с себя одежду до пояса и дружно стали выкручивать воду. Самый крупный из них и мускулистый, который спас ее и потом тащил через поле, вынул из вещмешка сухую нижнюю мужскую рубаху и толстый шерстяной свитер, приказал ей надеть. Ирина растерянно огляделась, ища укромное место, и услышала голос второго спасителя, постарше:
— Барышня, не стесняйтесь, мы дружно отвернемся.
Ирина все же ушла в дальний сумеречный угол, быстро скинула через голову гимнастерку, секунду помедлила и потом решительно смахнула набутевший водой лифчик, с головой нырнула в просторную сухую рубашку, пахнущую мылом и невыстиранной кислинкой мужского пота. Свитер тяжело укрыл ее до самых колен. Озноб прошел, окутало живительное тепло. Ирина, мельком оглянувшись, стянула липнувшую к бедрам юбку и выжала ее, сбросила с ног хлюпающие сапоги. Причесала растрепанные волосы, спрятала в санитарную сумку мокрое белье и подошла в полутьме к мужчинам, пытаясь натянуть свитер ниже колен.
Давайте знакомиться, меня зовут Ирина, — кивнула на головой, оглядывая стоящих спасителей.
Высокий, интеллигентный представил всех и с легкой усмешкой поинтересовался:
— И как вы попали в сии леса?
— Выхожу из окружения, нас было пятеро… На дневке взяли немцы четверых, а я как раз ходила к речке за водой… Что я могла сделать, у меня даже оружия нет… Вот и пробираюсь к своим, набрела в лесу на фашистов, спасибо, что вы…
— А лейтенантское звание для столь молоденькой дамы? — не унимался Окаемов.
— Я сестрой милосердия прошла финскую войну, дважды ранена, вот мои документы, можете убедиться, — протянула она замотанный в клеенку пакет.
Окаемов взял, полистал документы и прочел вслух:
— Чернышова Ирина Александровна… лейтенант медицинской службы, все правильно, извините за дотошность, время особенное.
— Я привыкла… тяжелый вы народ, мужики. Особенно раненые, неподъемные становитесь… А тащить надо. Аж костушки хрустят.
Темнело, дождь нахлынул с новой силой, Егор выглянул из сарая и сокрушенно махнул рукой.
— Обложной зарядил. Немцы в такую непогодь вряд ли сунутся… вояки они культурные, по режиму дня живут, да и дороги здесь нет. Николай, в дозор… Была не была, а мы сейчас костер запалим. Надо обсохнуть. — Он стал выламывать жерди под потолком с обрывками шпагата, видимо, на них что-то вешали для просушки. Сухой подстилкой из льна разжег костер. Жерди горели почти без дыма, жаром обдавая подступивших людей. Одежда исходила паром, Егор набрал дождевой воды в котелки и сунул их в огонь, в овине стало как-то по-домашнему уютно и радостно. Ночь обступила льняное поле и ветхое заброшенное строение. Дождь не унимался, молотил небесными цепами по крыше, навевал дрему. Окаемов сменил Николая у растворенных ворот, но вскоре подошел, ворча.