Княжий остров
Шрифт:
– Все одно ничего не видно… Слава Перуну огнекуду! — кивнул он головой на костер, — подарившему в образе златокрылого сокола-молнии огонь людям…
— Огонь дал людям Прометей, — мягко поправила его Ирина.
— Да, так в книжках написано… в книжках много чего написано… но вся античность — только миг в истории цивилизации, только миг… А за греками и Римом, за Египтом и древним Иерусалимом — такая бездна исторических событий, мифологий, богов и пророков, что уму непостижимо… Платон застал одного египетского жреца, у коего в книгах велись записи истории тридцати двух тысячелетней давности. Каково? Только о халдеях с Урмийского озера, первыми принесших дары Христу, этих наших арийских волхвах — можно писать целые романы, ибо они сохранились досель и там же. Можно писать о волхвах-русичах, у коих Христос был семь лет в обучении в Скифии. Разве кто знает, что жены у Соломона и Давида были белокурые и синеглазые славянки. Возможно с халдеями скоро встретимся… Возможно, — раздумчиво промолвил Илья Иванович и пристально взглянул на Ирину. — А с рацией вы умеете работать, стреляете метко?
— Стреляю хорошо, разрядница, а вот рация мне ни к чему. Своих забот хватает, все больше по медицине… даже несложные полостные операции могу делать.
— Это хорошо… А здоровье как?
— Не жалуюсь, с парашютом прыгала… Ой, страшно как… Да зачем вам все это? Как невесту выбираете, — засмеялась она, — вот к своим уйду и сразу на передовую!
Егор украдкой посматривал на раскрасневшееся от жара лицо сестры милосердия и сам удивлялся. До чего она была родная и знакомая, словно знал ее очень давно… Знал эту улыбку и ямочки на щеках… прямой нос, мягкий овал лица и глаза… Они были какие-то особые, живые и глубокие, по-детски чистые и мудрые. Взблески костра отражались искрами в них. Она твердо стояла босыми ногами на согревшейся земле, свитер висел на ней как древняя кольчуга, из-под нижнего края, которой, обжигая взгляд, белели колени и начала плотных мучных бедер. И вообще, Ирина внесла в их триединство мужское некое смятение и разброд. Окаемов заметно бодрился и начал гусарить, Николка Селянинов смущался и отводил глаза, а Егор не знал сам, что делать и как себя вести с нею, о чем говорить…
Ирина тоже разглядывала их в свете костра. Сразу же определила кадрового офицера в Окаемове, сколь она их перетаскала на своих плечах, поначалу культурных и высокомерных, а потом нахальных, требующих дополнительный паек… Не раз приходилось отдавать свой… Обидно, что не признал за свою, документы попросил. Второго она тоже распознала сразу: из какой-нибудь северной деревни, да и говор выдавал Николу… А вот третий заинтересовал ее больше всех. На вид лет тридцати пяти… В свете костра пушилась русая борода и усы: они были чуть темнее волос на голове… Лицом суров, взгляд прямой, долгий, в густых бровях глаз умный, добрый. В стремительных движениях не было суеты, а была легкость и точность…
Всем своим женским Ирина почуяла исходящую от этого человека такую заветно-желанную, надежную силу, мужскую прочность, которая сладко полонит разом и на жизнь. Но что больше всего ее поразило — большой серебряный крест на его груди с рисунками каких-то богов. Ирина была комсомолка и восприняла крест как нечто несуразное для красноармейца и вообще советского человека…
Окаемов перехватил ее взгляд и утвердительно закивал головой:
— Да, да, Ирина Александровна… Егор Быков препротивнейший опиум для народа… верным делом кулацкий или поповский сынок, он тайно от политрука молится и носит сию тяжесть, вопреки заветам вождя. Это непозволительно, товарищ Егор! Как только выйдем к своим — на покаяние к комиссару…
— Оставь, Илья Иванович, — взмолился Быков, видя смеющихся чертиков в глазах Окаемова, — ведь она верит, ты только погляди на нее, как губы сжала и построжела.
— Ничего я не построжела, — возмутилась сестра милосердия, — просто никогда не видела такого большого креста на гайтане. Можно на него взглянуть поближе?
Егор снял через голову подарок Серафима и протянул. Ирина долго рассматривала в свете костра трех богов, потом перевернула крест и промолвила:
— А туг разные звери вырезаны… строчками. Интересно как…
— А ну, а ну! — быстро протянул руку Окаемов и выхватил крест у Ирины. — Матерь Божья! Да ведь это предметная письменность-идеограмма на обороте креста. Тут целое послание к нам, только надо расшифровать! Ты почему мне о ней не сказал, Егор?
— Да я и сам не знал! Серафим навесил, и все.
Окаемов согнулся к огню, потом упал на колени, подвигая серебряный крест к пламени, он закрыл ему всю ладонь, силясь разглядеть мелкую чекань и резьбу с чернением по всей тыльной стороне, наконец он в порыве лег и сунул голову так близко к жару, что затрещали волосы. Егор безмолвно отстранил его, поняв, что для Окаемова никого уже нет: ни войны, ни дождя — нет ничего, кроме лютой жажды познания тайны черт и резов по серебру, постижения их смысла. Он причмокивал губами, как дитя, постанывал и что-то шептал, вдруг взметнулся на ноги и тихо промолвил, отирая густой бисер пота со лба:
– Я все понял. Все потрясающе просто! Все лежит на виду…
– Что там написано? — заинтересовался Быков. Даже Николай и Ирина просунулись ближе, захваченные порывом Окаемова.
– Перед вами удивительно талантливо исполненный образец предметной письменности, идеограммы… самой древней русско-скифской, от нее уже потом пошли буквы символы, египетские иероглифы, а уж хеттская библиотека, недавно найденная из десяти тысяч глиняных табличек, вообще написана русскими чертами и резами. Не будем забегать вперед и для сведения усвойте, что скифы и сарматы — так их обозвали греки, были русичи, большие умельцы того времени по выделки кож — скуфи и сыромятины, да носили все чашки на поясе для еды, а чаша по-гречески скифос… Эти славянские племена занимали пространства от Байкала до нынешней Франции, под именем этрусков основали Рим, жили в Трое… имели письменность и высокую культуру, сотни и тысячи городов по северу Руси… Ладно, читаем древнее послание к нам… Вы видите в середине креста рисунок несколько асимметричной чаши… читаем от нее правое плечо креста… Запомните скифский закон Табити, он состоит из их самых священных золотых предметов: чаша, ярмо, секира, плуг. Смотрите! Читаем моральный кодекс скифа-русича: «Чаще и яро секи злостного плута!» Кстати, самым страшным грехом у скифов была ложь. Предавали лжеца страшной казни… Его привязывали на повозку, запряженную двумя быками, заваливали горой сухого хвороста и поджигали. Когда огонь начинал припекать быкам спины, они неслись что есть силы, все больше раздувая встречным ветром пламя и развеивая прах лжеца на большом пространстве степи в назидание всем… Что примечательно в предметной письменности? Как бы вы ни переставляли предметы и ни меняли их местами — смысл остается один и тот же. Можно читать как угодно: «Плута злостного секи яро и чаще». На левом же плече креста скифской пекторалью тонко вырезано и читается загадочное досель слово — казак… Два божественных воина охраняют Бога — СВА-РОГа, самого могучего языческого Бога… или читаем СОВА-ОФ. И Сварог и Соваоф — единый Бог русский, с единым корнем и смыслом нашим… Не зря же Матерь-Сва в особом почтении была у древних россов… Но это не поклонение примитивное сове, какой-то птице в нашем понимании, нет! А символу мудрости, особому зрению небесному и древним знаниям… По моей догадке, Сва имела смысл огненный, близкий к Солнцу. Вот здесь прямо так и написано — СОВАОГ — Крышный Бог Руссийской земли, то есть Крылатый Бог русской земли… Тут есть Даждь-Бог: Влес и Перун в оперении громовой стрелы, и вот тонкий рисунок вербовой ветви — Плач — плакучая вербушка… Видимо, Плач Верушки Истинной о богах языческих порушенных и поруганных… А вот змея всползает на чашу с виноградной гроздью во рту, ну прямо как на петлицах у Ирины знак… Змея — вервь — согласие, всегда согласовывалась с великой русской землей, сей символ тоже был украден востоком и извращен… И вот внизу креста мы видим какую-то большую и слепую птицу, похожую отдаленно на сову, над ее головою нимб…
— А змея с виноградом над чашей? — нетерпеливо спросила Ирина.
— Змея держит над чашей ягоды винные — винны… винограда, еще читается и так — яд вины в награду… Это испытание каждому… за ложь, возьмешь ягоду из кривой чаши — чаши кривды и уйдешь в нижний мир… Кстати, сие крест еще и означает три мира древних русичей. Правь — верхняя часть, тут Сварог, Даждь-бог, Перун и Влес — это русский Олимп. Средняя часть с распахнутым пространством от восхода до заката — Явь, земная жизнь. И нижняя — Навь, где и рисуется череп Адама с костями на православных крестах… Задолго до принятия христианства русичи крестились и клялись мечом. — Окаемов приложил к своему лбу кулак, символизируя сжатый в нем меч, и произнес древнюю клятву крестясь: — Клянусь разумом своим и сердцем, от восхода до заката… — он снова опустился к огню, разглядывая подарок Серафима, — этот крест уникален и цены ему нет! С него надо немедленно снять бронзовые и стальные копии и сдать их на хранение в музей, в банк. Я еще не все прочел, тут все взаимосвязано и распахивается целый мир в прошлое, к знаниям… Нет, я не язычник, но я уже говорил, что путь Рода — история Руси — есть религия и она даст только крепь православию. — Окаемов надел крест на шею Быкова…
Егор накинул на себя подсохшую рубаху, заправляя ее в еще сырые штаны, и стал походить на простого деревенского мужика, — только подпояшь кушаком, да гармонь…
Ирина согрелась, высушила у огня и надела юбку, подсунула к жару свои сапоги, прохудившиеся по кирзе, и вдруг перед ней опустился котелок с кипятком. Она подняла глаза и встретилась взглядом с Егором. Словно сухая молния прожгла их обоих, и оба удивились этому соединению стрелой небесной…
Дождь стал проходить, опять спохватившись полыхнули молнии, громыхнул уже обессилевший и полусонный гром. Еще раз за разом в лес близко упали молнии с сухим треском, и вдруг над головами сидящих у костра, в пролог крыши, медленно вплыл ослепительно горящий шар, от него исходили искры, как от бенгальского огня. Теплый воздух, истекающий вверх от костра, мешал ему опуститься, и застывшие в страхе люди, завороженно смотрели на шаровую молнию, словно парализованные на месте. Первым опомнился Окаемов и тихо прошептал:
— Не убегать, не делать резких движений. Егор, осторожно сними и отложи в сторону крест… Ирина, поставь на землю котелок… я встречался с шаровыми молниями в Тибете… Спокойно! Лучше лечь на землю…
Молния все же преодолела поток теплого воздуха и поплыла по овину, причудливо освещая его, словно выискивая что-то, потрескивая, рыская во все стороны. Она низко прошла над лежащими у костра, залетела в верхний угол, ярко вспыхнула и погасла паутина, и снова медленно стада опускаться к земле, опять поплыла к костру, влекомая воздухом, прямо на людей…