Княжий отрок
Шрифт:
— А, вот и ты, гость дорогой! — приветствовал его Афанасий, хлопотавший около иконостаса в церкви. — Помолись угодникам.
Григорий сделал несколько земных поклонов, приложился к иконам и тихо сказал:
— Дело у меня есть к тебе, Афанасий Савельич.
— Дело? Не место здесь, в храме, кажись, о деле толковать, пойдем домой, там и потолкуем.
Оба вышли из церкви.
XXII
— А ну, толкуй, парень, что с тобой попритчилось? — весело спрашивал пономарь спутника.
Григорий
— Что ж молчишь, сказывай!
Наконец собрался с духом княжий отрок и еле слышно проговорил:
— Полюбилась мне твоя дочь, Оксинья Афанасьевна, выдай ее ты за меня замуж…
— Что-то будто неладное ты задумал!.. Статочное ли дело тебе, княжему любимцу, жениться на пономарской дочери?
— Дороже она мне всего на свете, — вот что я скажу тебе, Афанасий Савельич!
— Ой, негоже тебе, отрок, говорить мне такие речи! Ты большой человек, всегда пред князем, пред лицом его, а мы что, худородные! Да и князь разгневается, — продолжал пономарь, — когда узнает, что у любимого княжего отрока будет тестем простой пономарь! Брось ты все это дело!
Григорий стоял на своем.
— Хочешь, я для Оксиньи всю свою службу у князя брошу, за другое дело примусь.
Пономарь развел руками.
— Ой, вижу, не переговорить мне тебя. Уезжай с Богом до греха, — прибавил он решительно.
— Нет, Афанасий Савельич, не гони, не уеду, пока не решишь, здесь останусь.
— Ишь, блажной какой! — с досадой проговорил Афанасий и задумался. — Уж коли так забрала тебя за ретивое моя Аксютка, слушай, что я тебе скажу. Езжай ты домой в Тверь да дня через три сюда вертайся, я тою порою все обдумаю, со старухой переговорю, тогда и решим.
Лицо Григория расцвело радостью.
— Что ж, Афанасий Савельич, я на это согласен. Прости меня, Христа ради, и не стань поперек моему счастью!
Дойдя до дому, княжий отрок вскочил на коня, низко поклонился хозяину и помчался в Тверь.
Долго смотрел старик пономарь вслед удалявшемуся всаднику. Он еще не мог прийти в себя. Все сватанье Григория ему казалось странным сновиденьем. Статочное ли дело, чтобы любимый княжий отрок мог посвататься к его дочери.
Задумчиво пошел Афанасий в избу и стал дожидаться возвращения своих домашних. За пригорком запела жалейка пастуха, вернулся с пастбища скот. Вечерело. Солнышко медленно уходило на покой. Скоро на пригорке показались жена и дочь пономаря, возвращавшиеся с работ. Афанасий встретил их у ворот, расспросил о работах, а затем проговорил:
— А за тебя, доченька, жених сватался!
Ярким румянцем вспыхнуло лицо Оксиньи, вспыхнуло и тотчас же побледнело. Испуганно взглянула на мужа и старуха.
В те поры ни мать, ни дочь не смели противиться воле мужа и отца: что он решил, так тому и быть. Тем не менее молодая девушка взволнованным голосом спросила отца:
— Дозволь спросить, батюшка, кто к тебе меня сватать приходил?
Чуть заметная улыбка промелькнула по лицу пономаря.
— Сказывать, что ли? Ой, не поверишь!
— Не
— Да Григорий, княжий отрок.
Снова зарделась, как маков цвет, Оксинья.
— Люб он, что ли, тебе? Задумалась девушка.
— Люб не люб, а такова, видно, воля Божья.
— Высоко ты задумала, дочка, — заметила мать, — не по себе дерево клонишь.
Спокойно взглянула девушка на мать и промолвила:
— Не ведаем мы, матушка, про волю-то Божью. Изумленно смотрел Афанасий на свою дочь.
— Гордыня тебя обуяла, дочка: подумай, что ты говоришь!
— Нет, родитель, не гордыня, а если Богу так угодно, пусть так и будет. Сделай ты все, о чем тебя просит княжий отрок…
— Да ведь князь ему воспротивит жениться на тебе?
— Положись в том на волю Божью, — спокойно ответила девушка. — Коли воспротивится, значит, не судьба.
Долго не соглашался Афанасий на брак дочери с Григорием.
— Возьми святое Евангелие, батюшка, и прочитай, где откроется. Ты сам учил меня верить воле Божьей.
Послушался старик, достал с божницы святую книгу, открыл ее, поставил наугад палец и медленно прочитал: «Имейте веру Божью».
Старик дрожащими руками закрыл Евангелие.
Пораженная стояла и старуха мать.
— Вижу, доченька, что тут воля Божия, иди замуж за княжего отрока, Бог да благословит тебя.
Оксинья пошла готовить ужин, точно ничего и не произошло. Оба старика пали на колени перед иконой и долго молились.
Через три дня вернулся из Твери Григорий. Несмело вошел он в избу пономаря, не зная, какое решение его ожидает. Как и в прошлый раз, в избе никого не было, но Григорий решился ждать здесь возвращения хозяев и погрузился в свои заветные думы. Но вот у ворот раздалось ржание его коня. Встрепенулся Григорий и поспешно вышел из избы. У ворот он столкнулся с Оксиньей.
XXIII
Смущенно и молча взглянул на нее Григорий. Приветливым взглядом встретила его Оксинья.
— Батюшка сказывал, что ты ко мне посватался? — просто сказала девушка.
— Верно он сказал, Оксинья Афанасьевна, — смущенно ответил юноша, — жизнь мне без тебя немила стала…
— Чем я тебе так приглянулась, господин?
— Всем, красавица! И видом, и поступью своею величавою, и речью разумною…
Спокойно слушала Оксинья его слова.
— Девица ты кроткая, благочестивая, смиренная и от веселья все ж не сторонишься… — продолжал Григорий.
— Господине, скучать грешно, — улыбнулась молодая девушка.
— Что ж, согласна со мною стать под венец? — робко спросил Григорий.
— От меня препоны не будет, да и батюшка с матушкой этому не препятствуют, — ответила Оксинья.
— Ах ты, лапушка моя, свет Оксиньюшка, век с тобою проживем, горя не узнаешь!
Возвратились с поля Афанасий с женой, и вопрос о браке был окончательно решен.
— Как же ты, зятек богоданный, у князя позволения вымолишь? А ну как он не даст тебе его?