Княжна Тараканова
Шрифт:
В гостиной ждал ее Михал. Они беседовали, сидя в креслах у большого окна. Вид из окна открывался прелестный. Канал придавал особое очарование прекрасным зданиям. Но они не сразу принялись говорить о серьезном.
– Что это за церковь? – спросила она.
Он отвечал по-итальянски:
– Santa-Maria della Saluta.
Она попросила, чтобы он прислал ей учителя итальянского языка:
– Я не хочу быть немой в этом краю.
Он сказал, что посол и князь Радзивилл представятся ей завтра.
– Это официальный визит. Но я полагаю, тебе не надо объяснять, как ты должна выглядеть… – Он понимал, что может обидеть ее подобным предупреждением, но он должен был все предусмотреть.
– Не надо, – ответила она спокойно. –
– Так.
– Что знает князь обо мне?
– Ты задаешь вопросы, как практичная женщина, но ты ведь не такая. И я не хочу, чтобы ты была такой! Если бы ты была такой, я бы сейчас с тобой не был, я бы никогда не был с тобой! Князь ничего не знает о тебе. Огинского здесь нет и не будет. Деньги, которые ты получила от Огинского, – это своего рода отступное. Он в нашем деле участвовать не будет!..
Она любила, когда он говорил так напористо и в то же время вдумчиво.
– Я люблю, когда у тебя такой голос, – сказала она.
Он понял, что она хочет поцеловать его, и чтобы он поцеловал ее. Он наклонился к ней. Она потянулась к нему, обхватила руками за шею и поцеловала два раза – быстро – в щеку. Потом указала пальцем на свой рот. Он поцеловал ее в губы…
– Ты не любишь меня? – спросила она с такими жалобными интонациями…
Он задумался. Конечно, это был простой женский вопрос, на который следует отвечать почти машинально: «Да, да!..», или, если хочешь тотчас уйти или повести нудный бессмысленный разговор: «Нет!» Но он вдруг осознал, что мог бы задать себе такой вопрос: любит ли он ее… Почему она спросила? О какой любви между ними могла идти речь? Разве могут разные части человеческого тела это самое «любить» друг друга? Разве нога любит руку или другую ногу? Или лоб любит правую щеку?!. Но она спросила. Да и он думал…
Он сидел и не отвечал ей. Она понимала, что он обдумывает ответ.
– Странно, что мы об этом друг друга спрашиваем, – заговорил он вдумчиво. – Наши отношения совсем другие…
– И все же… – перебила она.
Он видел, чувствовал, видел по ее лицу, что ее интересует возможный ход его рассуждений…
– Ты сейчас должна думать о другом. И я…
– Но разве я, женщина, представляющая себе свое происхождение так смутно, не могу полюбить… – она запнулась, – … тебя…
– В том-то и дело! – Он как будто обрадовался. – В том-то и дело, что наши отношения – другие… А твое это «могла бы полюбить» – вовсе не о том! Не думай покамест о нас, о тебе и обо мне! Думай о нашем деле. Мы вполне можем выиграть! И заметь: я говорю: «не думай», я не говорю: «забудь»!..
Он чувствовал, как ей хочется снова спросить: «Но ты все равно ведь любишь меня?» Но она справилась с собой и не спросила.
– Ты умница! – сказал он.
Она подумала, что прежде он, кажется, не хвалил ее так, таким словом…
– Нам надо позавтракать, – она отошла от окна.
Он тоже поднялся со стула. Он сказал, что у них мало времени.
– Но хорошо, позавтракаем. Потом я должен тебе кое-что показать. Мне надо посоветоваться. Конечно, именно с тобой…
Они завтракали нарезанной тонко ветчиной, намазывали на ломтики булки свежее желтое масло, выпили немного вина. Затем уединились в кабинете. Сели вдвоем за стол. Очиненные перья, фаянсовая чернильница на серебряной подставке – все было приготовлено. Михал вынул свернутые бумаги из кармана камзола, отогнув полу кафтана. Развернул бумаги на столешнице мозаической.
– Я писал по-французски. Потом придется перевести на русский язык…
– Кто сделает это? Ты знаешь человека, хорошо владеющего русским языком?
– Я сам начал изучать русский язык. Фразы этого текста совершенно простые, я смогу перевести…
– Может быть, и мне следует изучить русский?
– Может быть, было бы неплохо…
– Русский, итальянский… Алина, Али, Елизавета… Ты будешь учить меня русскому языку?
– Да.
– Хорошо, дай мне это завещание. Или нет, лучше читай вслух.
Он начал читать вполголоса:
«Я, Елизавета, императрица Всероссийская, объявляю всем моим подданным следующую мою волю:
Дочь моя Елизавета, моя единственная отрасль, наследует мне и управляет Россией как самодержица, подобно мне. Ей наследуют ее дети; если же она умрет бездетной, то потомки герцога Петра Голштинского, моего родного племянника.
Во время малолетства дочери моей Елизаветы герцог Петр Голштинский будет управлять Россией с тою же властию, с каковою я управляла. На его обязанность возлагается воспитание моей дочери; преимущественно она должна изучить русские законы и установления. По достижении ею возраста, в котором можно будет ей принять в свои руки бразды правления, она будет всенародно признана императрицею Всероссийскою, а герцог Петр Голштинский пожизненно сохранит титул императора, но не право власти, и если принцесса Елизавета, великая княжна Всероссийская, выйдет замуж при жизни герцога Петра Голштинского, то супруг ее не может пользоваться титулом императора ранее смерти Петра, герцога Голштинского.
Супруга герцога Голштинского сохраняет титул великой княгини, а их дети – титулы великих князей и княжон.
Правитель, правящий Россией после достижения моей дочерью совершенного возраста двадцати лет, является узурпатором ее законной власти».
Она понимала, зачем сделал Михал эту, в сущности, не имеющую смысла преамбулу. Герцог Петр, то есть, собственно, император Петр, супруг Екатерины, давно был мертв!
– А зачем это… о правах потомства Петра и Екатерины? – спросила она. – Ведь это может создать излишние осложнения…
Он покачал головой:
– Мы не можем быть максималистами. Племянник императрицы Елизаветы и его потомство – реальные фигуры, совершенно игнорировать их существование нельзя. В завещании необходимо указание на то, кто обладает дальнейшими правами в случае бездетства главного наследника.
– А если мы и вправду выиграем, что будет с потомством сына Екатерины и с нею самой?
– В России это делается просто: свергнутого правителя и его или ее потомство арестовывают, затем ссылают, затем каким-нибудь способом уничтожают в ссылке. Так поступила Екатерина со своим мужем и с другим претендентом, Иоанном [73] . Она беззаконно захватила трон, однако пользуется уважением в европейском монархическом концерте. И самое забавное, конечно, то, что и ее преемник или преемница, которые захватят власть столь же беззаконно, будут пользоваться уважением не меньшим, если, конечно, сумеют заставить уважать себя! Если ты сумеешь! Но ведь я буду рядом!.. – Он прервал свою речь и продолжил чтение:
73
…Иоанном… – Имеется в виду младенец-император Иван Антонович (1740—1764), свергнутый Елизаветой Петровной, проведший в заточении всю жизнь и убитый в тюрьме, вероятно, по приказу Екатерины II, спустя два года после ее воцарения.
«Если дочь моя не признает нужным, чтоб супруг ее именовался императором, воля ее должна быть исполнена, как воля самодержицы. После нее престол принадлежит ее потомкам как по мужской, так и по женской линии».
Это тоже можно было понять. Отсутствие салического права…
– Надо уточнить, что престол наследует прежде всего старший ребенок императрицы, вне зависимости от его пола, затем его потомки, вне зависимости от их пола, и затем – другие дети императрицы в порядке старшинства и также вне зависимости от их пола. И ты должен как-то обеспечить себя…