Княжна

Свидерская Маргарита Игоревна

– Прощай! Иди, собирай Елену. Как все решиться – вызову.

Евпраксия вздохнула облегченно, послушно кивнула и, машинально перебирая четки, направилась из комнаты.

«Какое счастье! Не согрешила!»

«Какое счастье! Ни слез, ни горечи. Правду доносили – совсем уж монахиней стала! Мне и на руку: если выживет – в монастырь уйдет, я свободным буду, если сгинут – тоже не помеха!»

Не знала Евпраксия, что отправляют ее домой, а дома-то и нет! Новый теперь у Киева правитель – Ольх! Нет Аскольда Зверя в живых – обманом убит новым князем…

Узнала она это вовремя, не доехав до Киева совсем чуть, просто

повезло. Остановились на ночлег, а хозяин, видя, что они ромейцы, потчевал не только ужином, но и новостями. Внутри все задрожало, сердце холодом окатила волна. Едва смогла сдержаться и ничем не выдать себя. Утром ни свет ни заря встали и объехали столицу, направив возки в сторону древлянской земли. Киев увидела издалека. Но не было больше радости в сердце. Чужим оказалось все вокруг. Новый путь был безопасней, они уехали с земель князя киевского, а путь теперь их лежал в храм Макоши. Только там был шанс укрыться. Но не спешила Евпраксия туда, заехала к Нискине – древлянскому правителю, чтобы обдумать, как дальше быть – может, и там ее не примут. А может и дочь отберут… И вместо светлых, выложенных цветной мозаикой окон храмов Царьграда увидит она лишь деревянные стены или каменные в своей темнице. Потому что к Макоши уходят, но никто не возвращается. Так случилось давным-давно и с ее матерью – Дира ушла и не вернулась. Случилось это, едва отец крестился сам, а затем ее – Евпраксию в христианскую веру обратил. И боялась она пуще нового князя в Киеве этой встречи! Знала, что мать, если жива, не простит ей веры в Христа. Потому и поехала сначала в Искоростень.

Горемычной князь Нискиня показался добрым простаком, и гостеприимным хозяином, долгие беседы вечерами водил, она и купилась. Возрадовалась, думала поначалу, что Бог ее направил древлянам правду о христианстве принести, от язычества освободить. Видать возгордилась. Да не тут-то было.

Князь древлян оказался крепким орешком, такой и белке не угрызть. Свою выгоду он как волк учуял сразу, едва изгнанница на пороге появилась. Долго не тянул, выложил сразу – Елену за сына своего Мала сватать начал, с приглядкой на Киевский престол.

И поняла Евпраксия, что пора из древлянской земли бежать. Откажет прямо, так силком Елену заставят в неравный брак вступить. И не так высок Нискиня, чтобы в случае беды смог бы мужу помощь оказать. Но больше всего устрашало Евпраксию, что Елена станет женой язычника. Нет, не позволит она дочери-христианке от веры святой отречься!

Сговорилась она с мужичком по имени Хвост, который крутился на подворье, чтобы указал в путь храм Макоши, к поляницам и берегиням: там леса глухие, да и с бабами мало кто воевать хочет. Всегда так было, потому что ни чести, ни славы победа не принесет. А уж прислужниц Макоши и тем паче – обходят стороной, если без надобности. Евпраксия, ожидая проводника в те края, тянула до последнего, не отказывала Нискине, но и не соглашалась, все верой новой прикрывалась, уговаривала Мала крестить, выжидала удобного случая. А наступил – уехала на двух возах, молясь о спасении души своей и дочери.

Только недалече от Искоростеня при первой же остановке в поселении домов на пять напали тати. С дрожью вспоминала Евпраксия, как, не успев сойти следом за Еленой, услышала шум. Сразу всадники налетели и рассыпались по дворам, размахивая мечами и копьями, конями топча выскакивающих из дома жителей. У нее на

глазах один такой и сшиб Елену… Дочь едва успела нож достать, да повалилась на обочину. Свой крик и то, как подбитой птицей бросилась она к телу – помнила. Помнила, что добежать не успела – накрыло темное покрывало, и свет померк.

Очнулась на телеге во дворе Нискини, кругом плачь да крик стоит, что только княжий голос перекрыть смог:

– Как мертва?! Какие тати?!

Попону, что прикрывала Евпраксию с головой, откинул, она и вздохнуть смогла.

– Жива! – толи огорченно, толи с насмешкой произнес Нискиня, – Дышит! Чего ей сделается – распятый чай уберег! Где Елена?!

Евпраксия и сама хотела бы знать, да боялась услышать недобрую весть. Осторожно, с помощью своих сползла с телеги и прислушалась, как князю докладывали.

– Нам дозор княжича Игоря отбиться от татей помог… Порешили они татей. Стали искать госпожу и дочь ее. Елену мы не нашли. Госпожа не дышала, мы думали – померла, вот сюда и вернулись…

– Эх-х! Видишь, чем обернулось-то?! Срочно вернитесь, обыщите каждый куст, бестолочи! – зло прошипел Нискиня, махнул огорченно рукой и в дом пошел.

Евпраксия прикрыла глаза – и голова кружилась, и свет стал не мил, и слезы удержать хотела. Подавив вздох, пошла следом за князем, замешкалась на крыльце, сурово глянула на слуг:

– Кто осматривал? Езжайте с людьми князя. Живую, мертвую, а Елену привезите!

Люди вернулись на следующий день. Евпраксия, которая всю ночь не сомкнула глаз и молилась у икон, едва нашла в себе силы выйти. Нискиня уже допросил людей.

Злой, весь аж трясся. Сквозь зубы, но слова вернувшихся, передал:

– Никого они не нашли. Люди сказали, что когда трупы собирать стали, один дышал – это и была твоя Елена. Тут же княжичу доложили. Он и решил ее к Макоши отвезти. Сам, ты слышишь, женщина, он сам отвез твою дочь в храм! А что как дознается кто она?! Думаешь у князя Ольха нет глаз и ушей?! Не знает он, кто в моем доме гостевал?! Если выживет Елена, уж и не знаю, как ее возвернуть…

– Только бы выжила… – прошептала Евпраксия, наказав себе, что немедленно отправит своей матери Дире весть. Да будет ли толк?!

Теперь вот стоит, слезы унижения глотает, и нет им конца.

Глава 2

Кап…

Кап…

Прохладные, мокрые точки, легкие и невесомые, в разнобой упав на кожу, неожиданно причинили боль.

Стремительную.

Оглушающую.

Боль проникла в мозг, разбудив и вынудив осознать себя и сделать слабую попытку соотнести пространство, время и вспомнить, почему так больно от простых капель, упавших на щеку.

"Капли какие-то странные", – мелькнула первая здравая мысль, она ухватилась за нее, постаралась развить поскорее, чтобы сознание опять не ухнуло в темноту.

"Это не дождь…" – все, что ей удалось определить до закрутившегося водоворота проснувшейся памяти. Она, словно насмехаясь, яркими вспышками продемонстрировала короткие эпизоды, вырвав их из упорядоченных временных отрезков и перетасовав по своему разумению.

Знакомое лицо мужчины, который наклонился над нею и занес кулак, чтобы ударить. Она успела рассмотреть каждую волосинку на толстых пальцах с наколками… Вспомнила и восстановила движение тяжелого удара, после которого погрузилась в темноту…