Княжна
Шрифт:
— Давид, приятно познакомиться. Что с Таро? — довольно быстро соображает.
— Он серьезно ранен. Я не врач, но выбора не было, так что зашила рану как смогла. Сейчас у него поднялась температура, нужно уколоть антибиотик или ещё что-то. Тут метель замела все дороги, скорая не проедет. Помогите, — последнее слово надрывно шепчу, сдерживая слезы. Это нервное.
— Могу с ним поговорить?
— Сейчас, — тихонько шмыгаю носом, стираю тыльной стороной руки одинокую слезу. Подношу телефон к мужчине, он приоткрывает глаза. Несколько предложений на незнакомом языке и он жестом показывает, чтобы говорила дальше я.
— Вы поможете?
— Я найду доктора. Не дай ему умереть, Аделина, — отключается.
Прекрасный совет! Сама-то я не догадалась. Вынимаю градусник — тридцать восемь и пять. Сменяю компресс на голове, смачиваю пересохшие губы. Он снова спит.
Сижу на коврике у дивана, вознося молитвы всем святым. Через полчаса вибрирует телефон — Дато. Отвечаю.
— В течение часа к вам приедет доктор. Посмотрит что как, если совсем плохо заберёт в больницу.
— Спасибо большое! — меня накрыло пятнадцатиметровой волной облегчения. Продержаться осталось не так долго. Тариэл изредка приходил в себя, смотрел на меня затуманенным взглядом, точно проверял на месте ли я и вновь проваривался в бездну.
Как и обещал Давид, примерно через час на пороге дома топал ногами высокий черноволосый мужчина, стряхивая снег с ботинок. Подскочила к двери, как ошпаренная. Он не один. Ещё несколько здоровенных мужчин воровато оглядываются по сторонам возле снегоходах. Страх по коже прокатился верхом на мурашках, поднимая на дыбы каждый волосок. Успокаиваю себя тем, что Тариэл сам доверился Дато, значит все будет в порядке.
Спешно справляюсь с замками и открываю дверь.
— Здравствуйте! Мы вас очень ждём, — думаю о том, спросит ли доктор о причинах такой раны и что в таком случае отвечать?
— Доброе утро, — окидывает меня цепким взглядом и шагает внутрь. Мужчина взрослый, за пятьдесят, в строгом чёрном пальто, брюках со стрелками и голубом пуловере. Чёрные волосы с проседью аккуратно зачёсаны назад, лицо свежевыбритое. Взгляд темных, как ночь, глаз умный, обстоятельный, взвешивающий. Высокие скулы и твёрдый подбородок наделяют его особой притягательностью. В руках огромный кожаный чемодан. Надеюсь в нем найдётся то, что нужно.
— Сюда, — приглашаю к дивану, на котором уже не спит Тариэл.
— Артур, старый черт, — улыбается наш больной и протягивает руку доктору.
— Таро, — сдержанно кивает и жмёт руку. — Снова пришёл спасать твою задницу. Стабильность — признак мастерства, — лёгкая улыбка проявляет носогубные складки.
— Не трепись попусту, посмотри, что там у меня. Так хреново давно себя не чувствовал.
— Мне нужно вымыть руки, — обращается доктор ко мне и я показываю на дверь санузла. Через несколько минут Артур уже разматывал, пропитанные кровью бинты. Кусала губы, нервничая как никогда в жизни. Наконец показалась зашитая мной рана. Сейчас она выглядит ещё хуже, чем ночью. Или мне это только кажется?
Доктор цокает языком и качает головой.
— Кто шил-то тебя? Не сам ведь?
— Я шила, — виновато пискнула, — время шло на минуты, медлить было нельзя. Простите, я первый раз, — прижала пальцы к губам, усмиряя панику.
Он окинул меня колким ледяным взглядом. Зажмурилась, ожидая услышать грязные ругательства врача.
— Молодец, хорошо справилась, — мягкая улыбка. — Видела бы ты, как он однажды себя зашил. Будто мешок штопал. Пришлось перешивать, чтобы сохранить товарный вид, — хлопает по-свойски Тариэла по плечу. Тот морщится.
— Все было не так плохо, — возражает больной, пристально разглядывая меня. Видимо, подействовало жаропонижающее.
— Внутренние органы не повреждены?
Любопытный взгляд.
— Сдох бы уже, если так, — о, как я люблю чёрный юморок врачей.
— Утром у него был жар.
— Это ничего, просто реакция организма на повреждение. Сейчас поставим ему укольчик и все будет хо-ро-шо, — открывает свой необъятный чемоданчик, выискивая нужное лекарство.
Колет антибиотик в вену.
— Полегче, жжёт же, — вскидываю брови в удивлении. Шила его на живую он даже не пискнул. А тут от укола в вену шипит.
— Прости, Таро, привык, что мои пациенты никогда не жалуются, — стал вводить лекарство медленнее.
— Почему? — вдруг вылетает у меня.
Он одаривает насмешливым взглядом.
— Я — патологоанатом.
Ну, разумеется. Как же сразу не поняла.
Уходя оставил таблетки, поскольку уколы делать я не умею. Велел следить за его питанием, давать больше жидкости и заставлять пить лекарство. У выхода обронил:
— Вы храбрая девушка, но не стоит за него так беспокоиться. Его просто так не убьешь, живучий, гад, — окидывает с ног до головы долгим взглядом, — и чертовски везучий.
Накинул пальто и был таков.
Глава 10
Обратила внимание, что здоровенных мужиков на улице уже не было, как и одного из снегоходов. Кто они и зачем приезжали? Закрыла дверь на все замки. От встречи с врачом остались положительные впечатления, хоть и возникли новые вопросы. Зашивал себя сам? Какая должна возникнуть ситуация, чтобы человек сам себя зашивал?! Что-то мне подсказывает, что я слишком приземлённо мыслю, когда думаю о нем, как о простом хозяине казино (да-да, такая картина вырисовывается, что подпольный азартный бизнес кажется детской игрой в песочнице). Но моей девичьей фантазии не достаточно, чтобы сделать новые предположения. Возвращаюсь к «больному». Он лежит довольным котом, улыбается. Не похож на человека, у которого меньшего суток назад через порез чуть внутренности не повыпадали.
«Он просто смс от Ани прочитал» — подсказывает мне внутренний голос. А я почти об этом забыла (нет). Кто я такая, чтобы в чем-то его упрекать? То-то же.
— Голоден? — не подхожу к нему близко, смотрю в глаза издалека. Он приобретает присущую ему уверенность и спокойствие, значит все не так плохо.
— Очень, — пылкий взгляд. Аня раззадорила, сама пусть и отдувается.
— Приготовлю что-нибудь, — выскальзываю в кухню, не дожидаясь ответа. Самой себе признаться невыносимо трудно, но кажется я испытываю жгучее чувство ревности с пряной ноткой злости. Так что все мои движения отрывисты и резки. Столь оглушающее чувство я прежде никогда не испытывала. Неистово печёт в области солнечного сплетения, что хочется разодрать грудную клетку и приложить к зияющей ране лёд.