Княжна
Шрифт:
— Любопытно, — прошёлся ладонью по щетине.
— А ты? Родители? Семья? Дети? — вопрос, который мучил меня всю ночь.
Он обжег меня долгим взглядом.
— Родители погибли, когда мне было двадцать пять. Семьи нет, — скупая крошка информации.
— Соболезную, — опустила глаза, не решаясь задать вопрос о том, как это случилось. Расскажет сам, если захочет. — Двадцать пять… а сколько же тебе сейчас? — предательски полыхнули щеки. — Или все-таки лучше сказать «вам»?
Он внимательно так, изучающе посмотрел мне в глаза.
— Есть предположения? — на губах заиграла ухмылка.
— Тридцать? — выглядит-то он ого-го! Не может быть слишком «старым».
Он зажмурил один глаз и показал пальцем «выше».
— Тридцать три?
Показывает «ещё выше».
— Сорок что ли? — пискнула в ужасе с округлившимися глазами.
Он рассмеялся.
— Нет, тридцать пять. Только не надо начинать выкать, — строгий взгляд из-под нахмуренных бровей.
А я ведь и не задумывалась раньше о его возрасте. Привыкла, что клиенты старше, и уже давно перестала обращать на это внимание. Но сейчас, почувствовала себя неуверенно. Маленькой, неопытной девочкой. Словно в шестой класс вернулась…Между нами пропасть.
— Ты расстроилась? — развернул меня к себе лицом.
— С чего бы? — напускное безразличие.
— Твои глаза отражают все, что ты так усердно пытаешься скрыть, — большой палец обвёл контур нижней губы.
— Я замёрзла. Вернёмся в дом? — была готова сказать все, что угодно, лишь бы прервать это чувственное прикосновение, разливающееся горячими волнами по телу.
— Конечно, — нехотя убрал руку обратно в карман и повёл к дому.
Перед входом в дом он неожиданно сказал:
— Прости.
Не успела спросить за что, как оказалась с головой в сугробе. Он раскатисто рассмеялся. Вот уж не думала, что взрослый, солидный человек станет заниматься детскими «глупостями». За мной не заржавеет. Слепила тугой снежок и кинула в обидчика. Улыбка с красивого лица стерлась, попавшим в него снарядом. Выплюнул снег, смахнул таящую массу с глаз.
— Ну, держись, — прорычал и кинулся ко мне в сугроб.
Сколько времени мы боролись в ледяной толще трудно сказать. Ни один из нас сдаваться не спешил, так что битва была ожесточённой и долгой. Если смех продлевает жизнь, то ко мне в копилку добавилось ещё лет пять.
Когда над лесом стали сгущаться сумерки, мокрые и уставшие мы поплелись в дом.
— По-хорошему, всю одежду оставить бы здесь, — отряхивал джинсы, облепленные снегом.
— Попытка засчитана, — смеюсь, выбирая комья из спутанных волос. — Здесь поможет только горячий душ.
— Это приглашение?
Нарочито строгим взглядом смерила негодяя. Недостаточно ему снежных измывательств? Он в защитном жесте поднял руки:
— Ладно-ладно, я просто на всякий случай уточнил.
Оставляя за собой снежные следы, моментально превращающиеся в лужицы, как какой-нибудь Йети, проскользнула в гостевую ванную комнату. Тот же хай-тек, что и на первом этаже. Скинула одежду на тёплый пол и шагнула под горячие потоки тропического душа. Заледенелое тело оттаивало, наполняя каждый миллиметр тяжёлой, но приятной усталостью. Выходить не хотелось, но урчащий живот гнал меня к холодильнику. С грустью посмотрела на наряды, которые не пригодились, скользнула в лосины и рубашку. Хорошо, что предусмотрительно взяла их. Высушила волосы, и сплела их в косу.
На первом этаже бурлила деятельность. Пищала микроволновая печь, пыхтел чайник, тихо играла музыка. Мужчина в одних серых спортивных штанах что-то помешивал на плите. Волосы мокрые после душа. Широкая спина со стальными мышцами, ямочки на пояснице. Вопрос на миллион — почему он не женат?
— Мужчина на кухне — редкое зрелище, — подала голос, всласть налюбовавшись обнаженным торсом. Это латентный инстинкт какой-то? Выбирать крепких, атлетично сложенных охотников. Такие и мамонта догонят, и разделают, и хижину соорудят из бивней и меха, и ужином накормят? «Все верно, кто я такая, чтобы противиться зову природы?» — оправдывала своё поведение.
— С тебя был завтрак, с меня ужин, — весело отозвался, не отвлекаясь от плиты, — к тому же, я просто разогреваю жаркое.
Серьезно?
Скользнула на барный стул, отчаянно выискивая недостатки. Не может же он быть идеальным? Наверняка есть скелет в шкафу. Все мы с изъянами.
— Чем бы хотела заняться? — поинтересовался, ставя две тарелки на стол. Откупорил бутылку вина, наполнил бокалы.
— Вообще-то, это я здесь на работе. Так что этот вопрос переадресуется тебе, — ковыряю вилкой мясо, не решаясь поднять глаза. Чувствую пристальный взгляд.
— То, чем бы я хотел заняться запрещено вашим договором, — изрёк будничным тоном, словно обсуждал прогноз погоды.
Щеки моментально полыхнули. Но во второй раз на те же грабли я не наступлю. Затормозила, вспоминая пункты договора. «Запрещено: вовлекать Сопровождающего в совершение преступлений, предусмотренных Уголовным кодексом Российской Федерации; в отношении Сопровождающего совершать действия физического и нравственного насилия; в одностороннем порядке расширять круг Сопровождаемых лиц; склонять Сопровождающего к действиям сексуального характера; совершать иные действия противоречащие природе и существу договорных отношений». Что-то легче не стало.
— Хочешь использовать меня в совершении какого-то злодеяния? — голос пропадал, пришлось прокашляться.
В ответ меня одарили насмешливым взглядом. Он молча наблюдал, как цвет моего лица меняется от снежно-белого до ярко-пунцового и обратно, в зависимости от главенствующей мысли в голове. Готова поспорить, мои эмоциональные качели, приносили ему небывалое удовлетворение. Больно блаженное выражение застыло на его лице.
— Ещё попытка, — уверенный взгляд серых глаз.
Заерзала на стуле.
— Не смешно, — буркнула.
— Все верно, никто ведь не шутит, — делает глоток из бокала с максимально серьёзным видом, точно на деловых переговорах сидит.
Вино, пламенный взгляд, красивый мужчина с голым торсом, недвусмысленные намеки, в совокупности — отягчающие обстоятельства для стабильной работы самоконтроля и надлежащего исполнения договора!
— Кажется, я не совсем понимаю, — тихо лепечу, как ребёнок. Он медленно превращается в того зверя, который повстречался мне в казино. Две личности в одном флаконе.