Княжья доля
Шрифт:
К тому же государь московский через своего доверенного посланника, дьяка Курицына потребовал в свете заключенного договора от короля Матфея поспособствовать улучшению гражданского образования Руси и развитию новых ремёсел и промыслов. Доставить из Европы в Москву инженеров и пушкарей, умеющих лить пушки и стрелять из них; получать серебро для производства драгоценных больших и малых сосудов; зодчих для строительства и обустройства церквей, домов, городов; горных мастеров для добывания драгоценных руд и металлов.
«У нас есть огромные запасы серебра и золота, но мы не умеем чистить руду… – передавал слова государя дьяк Курицын королю Матфею в присутствие вельможи
Надо ли говорить, что московская политика сдерживания Казимира и союза с Менгли-Гиреем проводилась в русле дружбы государя Ивана и с королём Матфеем, и с господарем молдавским Стефаном, мужественном в опасностях и в многочисленных победах над турецким и венгерским воинством. Одно плавно перетекало в другое. Дружба и союз с господарем Стефаном были даже более важны для Москвы, поскольку объединяющими были единая вера греческая, сходство в обычаях и нравах, употребление одного языка в церковной службе и в делах государственных.
Радостью для короля Матфея стал и искренний ответ Москвы утвердить семейные узы между сватами, господарем и государем, по их взаимному желанию, наметив в самое ближайшее время венчание и свадьбу невесты молдавской Елены Волошанки и жениха, великого князя Московского Ивана Младого. Наверное, такая свадьба могла бы служить оберегом и Венгрии, и Молдавии от турецких поползновений, если гарантом невмешательства султана Баязеда мог считаться верный союзник государя хан Менгли-Гирей, смело посягнувший на Казимиров Киев, преподнесший тем самым своего рода свадебный подарок московскому союзнику, свату…
Посланник к королю Матфею дьяк Курицын, возвращаясь в Москву, неожиданно был задержан турками, но стараниями короля и ещё большими усилиями хана Менгли-Гирея, лоб разбивавшего в усердии доказать верность и привязанность московскому государю, был вскоре освобожден.
К господарю Стефану, на радость династических сватов, за невестой Еленой Волошанкой отправилась в Молдавию московская дружина во главе с Михайло Плещеевым. Еще бы, такое ответственное поручению государя. В Молдавии должен был и свершиться торжественный обряд обручения невесты Елены Волошанки и жениха Ивана Младого. И обряд свершился в присутствие господаря Стефана, покровителю добродетели, радостному в привалившем его отчизне счастье отца и правителя. Стефан отпустил дочь-невесту в Москву со своими знатными боярами: Ланком, Синком, Герасимом и с женами их.
Свадебному поезду по дороге из Молдавии в Москву надо было ехать через южные земли Великого Литовского княжества. Казимир после разгрома, учиненного ханом Менгли-Гирея, мог бы и завернуть свадебный поезд к московскому свату, союзнику крымского хана. Молдавские бояре тревожно жужжали о злокозненном короле в полной уверенности, что всего можно ожидать от противника господаря и государя.
Но на границе литовского княжества свадебный поезд встретил какой-то невзрачный иудей, посланник от короля Казимира, сообщивший, что король не только дал молдавской невесте свободный путь к её московскому жениху, но даже обещал прислать дары в Москву ко дню её свадьбы в знак особой королевской учтивости.
Король куртуазный, пусть недруг сватов, все же сделал «жест доброй воли» при зарождающемся чуде любви и молодости. Мол, войны и политические интриги, с одной стороны, временны и преходящи но любовь и венчание со свадьбой молодых, с другой – это вечное, непреходящее…
Пусть в мире всё смешано-перемешан, пусть мясо варится в чанах, а над чанами мухи жужжат; мудрый король, отдающий дань любви, всегда за то, чтобы мухи жужжали отдельно, и мясо тоже подавалось к праздничному свадебному столу отдельно – без надоедливых, тем более, несущих заразу мух…
Король здесь явно оказался на другой победной стороне – любви жениха и невесты, любви, которой ещё дано пробудиться и молодости, быстрокрылой, не всегда обращающейся в старость, а не на стороне сватов, старых по всем меркам правителей и старых неприятелей короля.
Ведь король был тоже женат неоднократно, многажды влюблялся и имел множество любовниц, отдавая предпочтение почему-то красивым южанкам, среди которых часто встречались роскошные волоокие и пышнотелые иудейки. Казимир считал, что королевские обязанности любви, не важно, платонической или плотской, не помеха. И что все безлюбые, не влюбленные люди достойны презрения, потому что святая любовь, а не греховная война должна править миром.
Король Казимир имел тайные надежды, что когда-нибудь по примеру Стефана Молдавского и Ивана Московского он тоже устроит династический браки породнится с русским государем, только отдаст за московского престолонаследника не свою дочь, а сына Александра женит на княжне из государева рода… И вот тогда удастся обтяпать свои делишки с влиянием на Москву, перетягиванием политического одеяла на свою сторону… Только когда такое сбудется?.. Может, и короля Казимира уже не будет на этом свете?
А крымский хан Менгли-Гирей незадолго до венчания и свадьбы Ивана Молодого прислал Великим князьям, соправителям Русского государства поистине ханский подарок: трофейные золотые дискос и потир киевского собора Святой Софии.
Сын и отец вместе с самыми приближенными боярами и священнослужителями, среди которых был Григорий Мамон и протоирей Алексей, с чувством огорчения и даже стыда разглядывали массивное блюдо из чистого золота, на котором во время богослужения лежали хлебные просфоры, и чашу-потир, где освещалось вино для причастия.
Сей странный, по форме и содержанию, ханский дар оскорблял чувства православных, о чём кто-то пробурчал за спиной государя, выражая горькое сожаление, что новая православная столица послала варваров-иноверцев в древнюю русскую православную столицу, где Русь крестилась, жечь и грабить святые церкви и святыни христианские. И вот такой оскорбительный подарок…
Государь, не оборачивая головы, сделал недовольный жест в сторону оскорбившихся шептунов их бояр и духовных и сказал твёрдым голосом, не терпящим возражения:
– Я мог бы даже не показывать вам этих даров хана… Если бы оскорбился, как многие из вас, выкинул бы или отослал назад – в Киев, разумеется, не хану-иноверцу… – Зыркнул по глазам, как опалил молнией государевым взглядом. Вовремя вспомнил, что из присутствующих кроме сына и Мамона никто и не знает, что хан-союзник исполнял волю и требование Москвы. Сказал, взвешивая каждое слово, которое впечатывалось в своды дворца, как раскат грома. – Не из-за этого дара, а за союзническую помощь в борьбе с королём Казимиром, за взятие Киева в литовских землях, я вынужден изъявить глубокую благодарность верному союзнику. Я думаю сначала и единственно о выгодах Русскому государству из союзнических обязательств против врагов Руси, к которым относится её давний, закоренелый и коварный враг король Казимир… За взятие Киева я буду благодарить хана, убеждая его и впредь ревностно исполнять условия союза Москвы и Крыма… Насчёт даров не будем спешить в своих оценках… Крепко подумаем. прежде чем оскорбляться или радоваться…