Княжья доля
Шрифт:
Расставались братья в самых дружеских чувствах, а епископ Арсений еще и горячо благословил ведьмачку, заявив прилюдно – в том числе и при супруге Константина, – что сей дар лекарский у нее явно от Бога, ибо дьявол к священнослужителю и прикоснуться не посмеет, а ежели и дотронется своей мерзкой лапкой разок-другой, то лишь для того, чтобы причинить оному какую-нибудь пакость. Отсюда и вывод: коли она облегчила страдания епископа, стало быть, склонность к врачеванию сей девице дарована Господом и пресветлыми ангелами.
Язычник сей не токмо к Писанию Святому глух бысть, но такоже словам отцов Церкви не внемля ничуть. Един лишь пастырь,
Добра душа у Константина князя, чисты мысли и восплача слезьми горючими о доле тяжкой калик перехожих и прочего убогаго люду, восхотиша оный князь облегчити страданья их безмерныя и испрося благословения епископа Резанского, учиниша в Ожске первейший на Руси странноприимный дом, воздвигнути во славу Божию. И воззвал он к каликам убогим, и поселиша их в доме том, и возрадовалося сердце княжье, возликовала душа и возблагодарила Господа за дозволение труд оный довершити. А убогие тож в радостях пребывали. А воздвиг дом сей, будучи еще священником, святой Николай.
Трудно сказать, чья это была идея о постройке первого странноприимного дома. Однако судя по логике событий, можно с определенной долей уверенности утверждать, что принадлежит авторство епископу Арсению, а Константин лишь дал средства на его строительство, причем возможно, что это выглядело обычной сделкой. Не исключено, что, идя на уступку епископу в этом вопросе, князь выторговал себе определенные послабления в других.
Предположение это подтверждается и тем фактом, что основное руководство по обустройству дома было на священнике отце Николае, который в ту пору был исповедником князя Константина и именно тогда впервые был упомянут в русских летописях.
Глава 11
Русский каратист
...И так как произвол встает денницей черной,
Объемля твердь,
И нам дано избрать душою непокорной
Честь или смерть...
Из Ольгова в Ожск Константин решил возвращаться пешим путем.
– Надо же мне посмотреть, как смерды живут и чем дышат, – пояснил он свое желание Глебу.
С собой, отправив с больным в качестве строгой охраны четырех воинов, он прихватил только оставшихся пятерых дружинников да еще Епифана – куда от него денешься, ну и Доброгневу с помощницей Марфушей. Компания небольшая, но дружная.
Поначалу мысли у Константина витали далеко, где-то возле оставленного им в Ольгове Николая, но спустя пару часов, близ сельца Гусятевка, одно небольшое происшествие отвлекло его. А началось все с того, что, подъехав к речушке, за которой стояла эта деревушка, они увидели, как навстречу им бежал крепкий молодой парень лет восемнадцати от роду, не больше. За ним следом с шумом и гамом летела целая толпа народу, возглавляемая самым шустрым, хотя и неказистого вида, низеньким мужичонкой.
Константин дал знак Епифану, чтобы тот осадил лошадей, и продолжал наблюдать за этим импровизированным забегом. Затем повернулся к дружинникам:
– Ты самый шустрый, Горяй. Ну-ка разберись, что там да как.
Сим же приказал Епифану разворачивать коней.
– Наперехват пойдем, – пояснил он свою мысль, и спустя несколько минут два удобных княжеских возка пересекли наиболее вероятный маршрут движения беглеца, который явно тянул к видневшемуся неподалеку лесу. Видя, что добыча никуда не денется, мужики, кроме бежавшего первым неказистого, замедлили ход, и лидер погони вдруг оказался и гордом одиночестве. Это его несколько смутило, но после недолгого замешательства он все же приблизился к парню, хотя и с явной опаской, все время поглядывая на безмолвно наблюдающих за этой сценой дружинников. Дальнейшее случилось очень быстро – парень, не дав мужику ухватиться за свою рубаху и резко перехватив его руку, с силой крутанул ее, рубанув наотмашь по локтю ребром ладони. Мужик взвизгнул как-то по-щенячьи и, скорчившись в три погибели, рухнул в высокую траву, истошно завывая при этом:
– Сломал, сломал злодей рученьку-то. Како же я теперь без нее?
– Ого, – присвистнул Епифан и, повернувшись к князю, предложил: – А смерд-то бедовый. Может, его того, а?
Константин в ответ промолчал, вспоминая, что где-то он уже такое видел. Епифан принял его безмолвие как знак одобрения, зычно крикнул:
– А ну-ка, волоки его сюда, ребята. Тут князь возжелал его видеть.
Услыхав про князя, скуливший мужичишка как-то резво вдруг вскочил на ноги и, испуганно оборачиваясь на парня, опрометью метнулся к Константину. Тем временем один из дружинников, свесившись с коня, что-то негромко сказал застывшему в напряженном ожидании хлопчику и указал плетью в сторону князя. Юноша также негромко ответил и презрительно сплюнул в сторону. Судя по поведению, слова его деликатностью явно не страдали. Нетерпеливый Горяй резко поднял коня на дыбы, но парень проворно отскочил в сторону, увернувшись от передних копыт, и вновь застыл в позе каратиста, ожидающего неравной драки.
И тут Константин вспомнил, где впервые видел похожее. Это было еще в школе. Рядом с секцией по фехтованию в том же спортзале, только на другой половине, занимались ребята-каратисты. Отбор туда был очень строгий, и сам Костя его не прошел. Зато благодаря соседству секций он имел возможность краем глаза наблюдать, как они занимаются, как тренер показывает им новые приемы или экзотические стойки. Некоторые из них ему почему-то запомнились на всю жизнь. Может, это произошло из-за их оригинальности, может, еще почему-либо – неважно. Главным было то, что этот юный средневековый смерд сейчас стоял как раз в одной из них, в так называемой стойке тигра.
Возможно, Константин и ошибался, но интуиция громко твердила ему, что нет, и он решил вмешаться, пока не поздно. Конечно, пять всадников – это сила, но он-то помнил, как из той самой позы тренер ребят-каратистов, не сделав больше ни одного лишнего движения, взял да и взлетел вверх чуть ли не на полтора метра, зависнув на самой высокой перекладине шведской лестницы. Все фехтовальщики дружно загалдели от восторга, включая самого Костю, который тут же получил весьма болезненный выпад саблей в область груди от своего тренера, лаконично пояснившего: