Княжья Русь
Шрифт:
Храбр Барсучонок, но слишком горяч и поспешен. Ничего, со временем научится и сдержанности, и терпению. Артём об этом позаботится.
— Мы — воины, — повторил Артём. — Они — смерды. Их доля — пахать землю, наша доля — разить врагов. А ты предлагаешь мне бежать, предоставив пахарям сражаться?
— Но ведь нас слишком мало, чтобы встать против целой орды! И смердов не защитим, и сами падем!
— Что ж, значит, и падем, — спокойно произнес Артём. — Но сначала все-таки мы, а уж потом — они. Вот это и есть, Вальгар, — быть воином. Лузгай! Пошли отрока в
— Так, может, лучше сразу — птицу? — предложил Лузгай, кивнув на клеть с голубями.
— Позже, — отрезал Артём.
И двинул коня вперед, вниз по склону, навстречу тонкому ручейку беженцев.
Когда Артёмова гридь встретилась с беженцами: женами, детишками, блеющей, кудахтающей и мычащей живностью, — первые степняки вышли к воде, и уже стало понятно, что первоначальная оценка орды в тысячу сабель преуменьшена вдвое.
Но решения Артём менять не стал.
— В галоп! — скомандовал он.
Сотни разошлись по обе стороны уводящей к лесу тропы, запруженной беглецами из городка, и поскакали к реке.
А по ту сторону реки передовые печенеги с ходу влетели в воду. Они так спешили перехватить беженцев, что то ли не заметили гридней, то ли решили, что русы не примут бой и тоже побегут.
Дружинники поспели на выстрел раньше, чем первые степняки достигли берега.
— Бей! — скомандовал Артём. Слаженно защелкали тетивы, сотни стрел разом взмыли в небо и посыпались на плотную массу плывущих печенегов.
Закричали кони и люди. Мутно-желтые воды пошли бурыми ручейками. В глубокой воде у всадников еще оставалась надежда на спасение — нырнуть поглубже. У коней — нет. Но что такое степняк без коня? Это как нурман без ноги. Четверть воина.
Степняки с дальнего берега попытались поддержать своих, но вышло только хуже. Часть стрел попала в плывущих. Река в этом месте была саженей в сто шириной. Перестрелить можно, но достать цепь выстроившихся на городском холме русов — нет.
Артём и его гридни били на выбор, сначала тех, чьи кони уже нащупали дно, потом тех, кто подальше. Не достигшие середины реки степняки повернули вспять. Добравшиеся до стремнины отдались течению, чтобы выплыть пониже городка. Но Артём дал команду — и большой десяток гридней поскакал вдоль берега. Время от времени гридни останавливались и били в плывущих. Как правило, удачно. Промахнуться с пятидесяти саженей в неторопливо плывущих печенегов? Смешно!
Уцелевшие поняли свою ошибку слишком поздно.
На дальнем берегу скопилось уже сотен пять степняков. Они вопили и потрясали оружием, но в реку пока не шли.
Если кинутся всей массой, русам их не остановить. Но передовые колебались. Не о славе думали, а о том, что первых стрелы точно достанут.
Приглядевшись к печенегам, Артём легко определил, какой они орды. Племя Хоревой.
Много лет назад Святослав вырезал мужей этой орды, считай, вчистую. Теперь, выходит, подросли новые разбойники. Молодые, наглые, небитые. Это хорошо, что небитые. За одного битого, говорят, трех небитых дают. Или берут.
Эх, сейчас бы Артёму шесть-семь больших сотен киевской дружины…
До печенегов было шагов триста пятьдесят-четыреста. Для прицельного выстрела — далековато. Но точность и не требовалась. Копченые сбились в кучу, как глупые овцы. И верно, молодняк. С русами еще не схватывались.
Артём спешился, оттянул тетиву далеко за ухо… Звонкий щелчок тетивы. Стрела ушла в небо, описала красивую дугу и упала в гущу печенегов. И тут же защелкали тетивы Артёмовых дружинников.
Примерно у полусотни гридней луки и плечи были достаточно сильны для подобного выстрела.
Ущерб от такой стрельбы все же небольшой. На излете стрела вязнет даже в пропитанном солью тягиляе. Однако степняки испугались. И подались назад, вместо того чтобы всей массой кинуться в реку. А могли бы. Конечно, потеряли бы сотни три-четыре, но оставшихся с лихвой хватило бы, чтоб смять две Артёмовы сотни.
Испугались копченые. Идти в лоб не рискнули, разделились на три отряда. Один, поменьше, остался напротив городка, два других ушли вниз и вверх по течению.
Артём удовлетворенно хмыкнул. Пока его задача — выиграть время и дать беженцам добраться до леса.
Свою дружину воевода, ясное дело, делить не стал. Не те у него силы, чтобы перехватить две тысячи копченых. Оставалось лишь надеяться, что все переправившиеся печенеги все-таки придут сюда, к крепостице. Если часть орды уйдет дальше, оборонять городок будет проще. Но — не хотелось бы. Позади — его, Артёма, земля. И защитить ее сейчас некому. Когда еще поспеет подмога…
— Горомут! Вот так встреча! — Уж кого не ожидал здесь встретить Артём, так это старого любечского сотника.
Старый воин медленно стянул с головы обшитую железом шапку. Перечеркнутая сабельным шрамом лысина стала обширнее, косицы и борода поседели. В остальном Горомут не изменился. Такой же кряжистый.
— Здрав будь, воевода. Не рад мне?
— Отчего ж не рад? Рад. Удивлен. Что ты — здесь, на моей земле. Тебе же, я слыхал, Ярополк свою землю выделил — городок ставить. Поставил?
— Поставил, — буркнул Горомут, нахлобучивая шлем. — Только теперь это не мой городок, а Свенельдов. И я, воевода, не вольный человек ныне, а рядный холоп князя Свенельда, а теперь, стало быть, твой, раз он тебе этот городок отдал, потому что я по ряду здесь — тиун и старшина воинский. А ты — мой господин.
Горомут снова стянул боевую шапку и поклонился в пояс. Распрямился с кряхтением — видать, спина больная.
— Больше так не делай, — велел Артём. — Негоже сотнику, хоть и бывшему, спину гнуть. Как холопом стал — после расскажешь. Нынче не до того. Сейчас печенеги подоспеют — оборону ставить надо.
— У меня уже все поставлено, — со спокойной гордостью сообщил Горомут. — Камни подняты, смола разогрета, люди — на местах, стрелы запасены. Сорок восемь нас. Половина — бывалых.
— Вот как! Неужели с пятью десятками рассчитывал тын удержать? Видал, копченых сколько?