Княжья Русь
Шрифт:
— Так что за девка с вами? — повторил вопрос Богуслав, разглядывая лехитскую полонянку. Несмотря на ее плачевный вид, он все же сумел разглядеть, что сложена девка приятно. И мордашка у нее может оказаться очень даже хорошенькой. Но, чтобы это узнать, девчонку надо сначала отмыть и подлечить. Личико у нее тоже побито, хоть и несильно.
— Ведьма это, — буркнул лехит. — Дай дорогу!
Конь его негромко заржал и потянулся вперед: к реке, хотел, напиться. Но на его пути стоял могучий Славкин жеребец и вызывающе раздувал ноздри. Так что лехитский
Богуслав уходить с дороги не торопился. «Ведьма» — это по-здешнему. В Киевском княжестве их ведуньями называли, а к ведуньям и ведунам он относился с большим уважением. Как-никак отец у него — ведун. Да и матушку частенько ведуньей называли. Хотя она в ответ всегда ругалась: у христиан ведовство считалось делом бесовским.
Богуслав внимательно оглядел лехитов. Все четверо были в бронях. На первом — добротная кольчуга, двойная Недешевая. Но у остальных доспех попроще. В киевской дружине такие у отроков. Но эти всадники из отроков давно выросли. По крайней мере — по годам. Вид у всех четверых бывалый. И порядком утомленный. Судя по усатым рожам, драться им не хочется. Но — могут. Страха в глазах нет, лишь ленивая надменность опытных воев на собственной земле.
— Не слишком ли молода для ведьмы? — спросил Славка как можно дружелюбнее. — Не ошибаешься?
— Нет! — отрезал лехит. Он бы ответил грубее, но Богуслав выглядел очень внушительно: конь дорогой, бронь не в пример лучше, чем у лехита, золотая гривна на шее, пояс золотой, сдвинутый на затылок шлем пусть и замотан от солнца платком, по степному обычаю, но тоже видно, что золоченый. Словом, перед лехитом был отнюдь не простой воин, так что он сдержал гнев. Даже снизошел до пояснения:
— Она колдовством своим друга нашего погубила, тварь!
— Не погубила я его! — Оказывается, девчонка прислушивалась к разговору. — Он бы все равно умер!
Лехит, державший веревку, махнул плетью. Девка увернулась, но замолкла.
— Вот как? — Славка поднял бровь. — Так погубила или умер?
— Его лесной бык помял, — сказал лехит. — Но он мог бы и выжить, кабы ведьма эта настоем своим его не сгубила.
— Настоем?
— Травой ядовитой.
— У него яд в мясе был! — вновь закричала девка.- Такой яд только другим ядом убить можно! А он и пить ничего не стал — выплюнул всё, дурень! Ай! — Плеть ее все же достала.
— Так она — лекарка? — спросил Богуслав.
— Ведьма она! — рявкнул лехит. — Судить ее будем и сожжем! Пропусти!
— Гонор убавь, — нахмурился Славка. — Ведьма и лекарка — не одно и то же. Кому жить, кому помереть — не лекарь, а Господь решает.
Тут Славка перекрестился, пристально глядя на девчонку. Если она — христианка, он ее точно в обиду не даст.
Нет, не христианка. Увидев Крестное Знамение, девчонка сникла. Ну да, девка — из местных. А местные от христиан хорошего не ждут. И всё же Славке хотелось помочь. Он был почти уверен, что осудили ее несправедливо.
Лехит, увидав, как Богуслав крестится, тоже не особо обрадовался. На западе крестились не так.
— Думаю, она правду говорит, — сказал спокойно Богуслав. — Я знаю. У меня самого мать — лекарка.
— Вот за мать и заступайся, ежели кого отравит! — с трудом сдерживая злость, прошипел лехит.
За такие слова наглеца следовало наказать, но Славка сдержался. Очень хотелось выбраться с червенских земель мирно…
Отступиться?
Славка поглядел на девчонку. Ничего особенного. В каждой здешней деревеньке таких — десятки. За спутанными волосами лица толком не видно: даже не поймешь, красивая или уродина. Запястья туго стянуты вместе, но видно, что тонкие. Ножки сбиты в кровь: похоже, босиком ходить непривычна. Прав Антиф: не из нищих девочка.
Разглядывал, разглядывал… И поймал отчаянный, горевший надеждой взгляд из-под спутанных косм…
Но всё никак не мог решиться…
Напутствие отца было строгим и ясным: вас не трогают и вы не трогайте.
Интересно, как бы батя сам повел себя на Славкином месте? Небось заступился бы… Батя — он такой: не переносит, когда при нем беспомощных обижают. Артём говорил: у отца сердце слишком мягкое для воина. Такую вот глупую жалость Славка от бати и унаследовал.
— Могучего ты себе врага нашел, воин, — насмешливо произнес он. — Грозного, как годовалая овечка. Восхищен твоей храбростью!
Лехит задвигал желваками…
— Ты меня в деле не видал, чужак! А девка эта — не овечка, а проклятая ведьма! Осудим и сожжем!
— Сдается мне, ты ее уже осудил, — сказал Славка. — Не довезете вы ее до Бельза.
— Значит, сдохнет по дороге.
— А тебе в этом — что проку? Давай я у тебя ее куплю, — предложил Славка. — Полгривны серебром.
Цена была изрядная. Хотя, если девка и впрямь врачевать умеет, то — окупится.
— Не продается, — отрезал лехит. — Она друга моего убила. Она сдохнет.
— Ее вина не доказана, — возразил Богуслав.
— Для меня — доказана! Прочь с дороги! — Лехит потерял терпение и послал коня вперед. Славкин жеребец прижал уши и оскалился. Лехитский же — опять не рискнул, попятился.
— Я говорю: она невиновна! — сурово произнес Славка. — Не хочешь продавать, тогда — Божий суд! Здесь и сейчас! Вот и поглядим, хорош ли ты в воинском деле или только с девками воевать горазд?
Оскорбленный лехит поступил очень неразумно. Рванул саблю из ножен, замахнулся…
Вот это он — зря. Был бы поединок честь по чести, Славка постарался бы его пощадить. А подлый удар — не прощается.
Славка тотчас выхватил клинки…
Но Хриси успел раньше.
Метательный нож воткнулся в шею лехита, и тот отправился на встречу с Богом. Или с чертом.
Двое приятелей убитого смело ринулись в бой. Храбрости им хватало, умения — тоже. Но удача была не на их стороне. Два удара — два покойника. Одного срубил Славка. Второго навсегда успокоил Хриси.
Четверый лехит оказался самым сообразительным. Увидев, чем оборачивается конфликт с русами, слетел с коня и кинулся в чащу.