Княжья травница
Шрифт:
— Вот будешь так говорить, и на тебя Мокошь осерчает, а уж если Мокошь осерчает — ни за мужем не будешь, ни детей не заведёшь!
Я только отмахнулась, но снежный цветок запал в память. Найти его, выйти замуж за Ратмира и жить, как у Христа за пазухой. А что, неплохой план! Даже если я не верю в существование всяких магических цветочков. Папоротник тоже никто не видел, а все о нём говорят и мечтают. Мечты и легенды на пустом месте не возникают! Значит, где-то что-то есть.
— Ладно, Забава кхм Путятишна, айда искать снежный цвет, — я встала, с сожалением посмотрев на бочонок мёда, но решительно
— Упьёмся, — согласилась Забава. — Только я не Путятишна, тятю нашего, князя светлого, Велимиром звали.
— Князя? — я резко обернулась и упёрла взгляд в глаза Забавы. — Ты княжна?
— Княжна, — она так вскинула голову, что я сразу поняла — правда. Она княжна и сестра Ратмира и Добрыни.
— С ума сойти, — пробормотала я. — Тогда я схожу проведаю твоего брата. И твою племянницу.
Кого-кого?
— Отраду, дочь твоего брата.
— Так то братанница моя, — усмехнулась Забава. — Ох и чудно ты говоришь, Дана! И не понять который раз...
— Хорошо, что вообще понимаю ваш язык, — буркнула. — Для меня это вы чудно говорите!
Ратмир мучился головой. Я понимала его — боли должны быть сильными. Забава осталась с ним, а я не стала даже заходить. Не могла смотреть на искажённое гримасой любимое лицо. Лучше пойду к себе и сделаю отвар, чтобы облегчить боль, пока не найду способ изгнать змее-червя из головы князя.
На женскую половину я прошла официальным путём — через маленькую расписную дверку в стене, разделявшей две части терема. Шмыгнула мимо нянюшек княжон Любавы и Зимовлады, которые шушукались у окошка и окинули меня приветливыми взглядами. Ещё заговорить решат со мной, а там недалеко и до подкупа. Я ж не кто-нибудь, а княжья травница — могу шепнуть словечко за, а могу и против. Чтобы избежать подобных просьб, нырнула на лестницу и поднялась к себе. Раскрыв свой мешок с травами, прищурилась на склянки и кулёчки, сказала им:
— Средство от головной боли.
В принципе, я уже знала ту травку, которая глушила боль, если её отварить минут пять и настоять часа три. Она и вспыхнула ярким зелёным колером, а сквозь один из мешочков просветилось содержимое. Да, эти корешки тоже добавлю, они тоже помогут от головы.
Поставив воду в котелке в неудобную печь, совсем не такую, как моя в избушке, я заглянула к Отраде и застала там картину маслом. Мыська спала на широкой кровати, прижав к себе с одной стороны своего сына Волеха, а с другой маленькую княжну. Мальчишка сопел с закрытыми глазами, а Отрада, выпростав ручки из пелёнки, пыталась играть с двумя феечками. Впрочем, феечки — это было сказано сгоряча. Существа, зависшие над девочкой в воздухе, были с крылышками, но похожи скорее на злобных крохотных гоблинов в женских туниках. Они были совершенно одинаковыми, если не считать этой одежды. На одной из феечек туника была чистенькая, новенькая, беленькая, а на второй — грязная, потрёпанная и вся в дырах. У первой волосы заплетены в длинную лоснящуюся косу, а у второй торчат во все стороны, словно она забыла причесаться с утра.
— Эй! Вы ещё кто такие? — спросила я негромко, чтобы не разбудить кормилицу. Гоблино-феечки разом обернулись ко мне, и от их огромных мультяшных глаз мне стало немного страшно.
— Твою мать, — я сделала шаг назад.
— Ты нас видишь? — одновременно спросили существа и переглянулись. Я прищурилась:
— Допустим, вижу. Вы кто, и что вам надо от девочки?
— Мы, — сказала обтрёпанная.
— Доля, — продолжила чистенькая.
— И Недоля, — закончила первая.
Они снова переглянулись, как мне показалось, злобно и заговорили хором:
— Мы всем чадам даём судьбу в Мокошьину ночь, и этой дадим, и мальчику дадим!
— Или долю...
— Или недолю...
Я махнула на них рукой:
— Уходите! То есть, улетайте! Эти дети сами свою судьбу выберут, когда подрастут!
— Так нельзя!
— Нельзя так!
— Кто решил? — прищурилась я, потихоньку оттесняя Долю с Недолей от кровати. Они затихли, синхронно посмотрели вверх, переглянулись и прошептали:
— Хозяин Жизней.
— Знаете что? — я подняла руки, замахала на этих летающих (не)долей. — Я договорилась с Хозяином Леса, с Хозяином Болота, уж с Хозяином Жизней как-нибудь договорюсь!
Феечки, или кто они там были, отлетели чуть подальше и наперебой зашептались:
— Хозяин Леса!
— Болотный Хозяин!
— Она из этих, больших?
— Нет! Она маленькая, значит, не из этих!
— Они бывают и маленькие, сама видела!
— Не бывают, те полукровки!
— Всё равно. Она из них!
— Но как дети без судьбы?
— Это не наше дело! У нас полно других детей!
— ВСЕ дети должны найти судьбу!
Я прервала их милую беседу:
— Ну что, посовещались? Убирайтесь, улетайте отсюда!
— Нет, мы не можем, — упрямо ответила Недоля. — Ты всего лишь человек, никакая не из этих, больших!
И двинулась на меня, со стрёкотом крыльев и оскаленными зубками. Вторая, хоть и не была согласна, решила не отставать. Я оглянулась и схватила длинную палку с рогатиной на конце, которой тут пользовались, чтобы угли выгребать из печи, замахнулась на феечек с воинственным видом. Не допущу, чтобы Отраде недолю выдали! Да и Волеху тоже!
Эти две гоблинки были уже совсем рядом, успешно уворачиваясь от моего дрына, ручонки ко мне всё тянули, чтобы в лицо вцепиться когтиками, как вдруг отшатнулись разом, позеленели — то ли от испуга, то ли от злости, и обнялись, прижавшись друг к дружке. Я непонимающе оглянулась — вдруг вошёл кто, а я и не заметила. Но нет. Доля с Недолей именно меня боялись.
Приятно, но не понятно.
Доля протянула свистящим шёпотом:
— Белый ка-амень!
Недоля икнула:
— Осколок... первой жизни!
— Чего? — я никак не могла сообразить, что их так ужаснуло. А потом до меня дошло. Скосила глаза на грудь и увидела кулон, выбившийся из-под платья. Схватила его пальцами — камень снова стал из белого прозрачно-голубым! Вононо чо михалыч...
Какая же огромная сила заключена в этом камне? Вот для чего его мне дала старая цыганка! Оберег! Это оберег, как сказали (не)доли, осколок какой-то первой жизни.