Княжья травница
Шрифт:
— Тронулись, что ли.
И мы тронулись. В первые несколько километров пути я оглядывалась часто. Смотрела, как город тает в снежной пелене. Лес тянулся серой лентой справа, слева берёзовые рощицы, замотанные в белые платки, обозначали русло реки. А потом даже эти ориентиры закончились. Мы выехали в чисто поле.
— Куда теперь? — крикнул Ратмир.
— Строго на север, порядка сто метров, — пошутила я, повязывая на лицо мелкоячеистый платок. Он и правда спасал глаза от слепящего снега.
— Я не понимаю тебя, травница!
—
— Зачем ты делаешь это?
— Цветок — это компас, — ответила я. — Знаю, не понимаешь. Главное, верь, что он покажет нам направление.
Ратмир протянул мне руку, и я вложила в его ладонь свою. Горячие пальцы пожали мою руку, любимый голос пробился через порывы ветра:
— Я верю. Там, за Бореем, земля богов, и ты приведёшь меня туда.
Цветок вёл нас, как по стрелочке. Строго на север. Я знала это, потому что ветер усиливался. Жаль, что не в спину, а в лицо. Платок уже не спасал от слепящего снега, зато от ветра стал хорошей защитой. Не знаю, как Асель чувствовала себя, но мне на её спине ехалось зашибись. Можно было даже глаза закрыть, лишь изредка открывая их и проверяя направление по цветку. Ещё приходилось постоянно смотреть, чтобы Резвый не потерялся, и я протягивала руку, нащупывала бок лошади или колено седока. Где-то под копытами путался и Буран. Но за собаку я не боялась. Пёс найдёт нас по запаху.
Я боялась только одного — что ошиблась по всей линии и что цветок никакой не компас и не путеводитель. Куда мы забредём, одним богам известно. Ха-ха, очень смешная шутка! Богам известно! А больше никому не будет известно, где искать наши замороженные мумии... Но мы хотя бы умрём вместе!
— Травница!
Я протянула руку, нащупала перчатку князя, ответила криком:
— Что?
— Ветер крепчает!
— Это хорошо! Значит, мы на правильном пути!
— Лошади трудно идти вперёд!
— Цепляйся за верблюда, мы должны продолжать!
— Ну конечно, — донеслось до меня сердитое ворчание, — верблюд всё стерпит!
Верблюд у нас деревянный! Верблюд всех вытащит, только непонятно куда!
— Асели тоже трудно, но она не сдаётся, — назидательным тоном сказала я совсем не для князя. Резвый немедленно отозвался, но голос у него был действительно уставший:
— Боевые кони не сдаются никогда. Если упаду, значит, я мёртв.
— Никто не умрёт!
— Никто не умрёт, — эхом отозвался Ратмир.
Я только сжала его руку в ответ.
Не знаю, сколько времени мы боролись с ветром. Но почувствовала, что Асель дальше идти не может. Она спотыкалась почти на каждом шагу и волочила ноги в снегу. Глянув на цветок, я выдохнула. Мы идём в правильном направлении, но сколько ещё так идти?
— Травница!
— Что?
—
Оценив обстановку, я кивнула. И то правда, мы отдохнувшие, а они нас на спинах тащат. Перекинув ногу через горб, я спрыгнула в снег. Асель, если ляжет, то уже не встанет. Князь оказался рядом со мной, подтянул коня за повод и схватил узду верблюдицы.
Связав их вместе, посвистел. Буран вынырнул из снежной пелены, высунув язык и щуря глаза.
— Иди сюда, Буранушка, — он схватил пса за шкирку и за хвост, безо всякого усилия поднял и закинул между горбов верблюдицы. Объяснил, не глядя на меня: — Рогатину держать кому-то ж надо.
— И то правда, — ответила я, перекрикивая ветер. — Двинулись!
И мы двинулись. Это оказалось несложно. Главное — равномерно передвигать ноги, чтобы ветер не сшиб. Лица я уже не чувствовала, губы превратились в каменные, и больно было ими шевелить. Руки тоже заледенели. Если бы не ладонь Ратмира, которая крепко сжимала мою, я бы давно села в снег и осталась там сидеть навсегда...
Но я знала, что рано или поздно, а скорее всего очень скоро наступит момент, когда наши руки разъединятся, и у меня не останется сил, чтобы идти дальше. Ноги налились свинцом, я тащила их за собой на чистом упрямстве. Казалось, что мы выехали из города три дня назад. Нет, вечность назад! Или две.
— Ратмир!
Он услышал, обернулся. Я пошевелила губами, чтобы разогнать заледеневшую кровь, и сказала с усилием:
— Я больше не могу.
— Надо, любая, надо! Вернуться нельзя, далеко! Надо идти вперёд!
— Не могу...
— Эх, травница!
Его насмешка ещё звучала у меня в ушах, когда он взял меня на закорки. Я повисла на его спине безвольной куклой, ругая себя и своё нетренированное тело. Вон князь червивый — и то топает вперёд, когда и конь, и верблюдица уже выдохлись.
— Мокошь...
Я шептала, не в силах кричать. Только она может нам помочь. Только эта трёхметровая баба в шубе.
— Моко-ошь! Где ты? Нам нужна помощь!
— Что ты, травница? — Ратмир сбросил меня со спины, остановившись, приподнял платок с лица, похлопал по щекам. — Бредишь ли? Посиди маленько, отдохни.
— Не брежу. Дай мне цветок!
— Пошто тебе?
— Дай, говорю.
Стащила зубами варежки, приняла в ладони ледяной пластик цветка. Не может это чудо древнерусской технологии быть просто компасом. Вдруг в нём ещё и маячок есть? Или какой-нибудь пеленгатор? Нажму скрытую кнопочку, и Мокошь ответит.
— Мокошь, — позвала я, приблизив цветок ко рту. Белый клуб пара обдал пластик, и тот засветился совсем чуть-чуть, почти незаметно. Я дунула уже сильнее — насколько хватило дыхания, и цветок вспыхнул ярким сиянием, снова угас. — Мокошь, если ты меня слышишь, мы здесь, на пути к Ирею, но ветер. Ветер не даёт нам пробиться. Мы умрём, если ты не поможешь нам.