Княжья травница
Шрифт:
— Ты можешь подогнать лошадь? — спросила я у собаки. Та встала, отряхнулась с головы до хвоста и ответила, будто плечами пожала:
— Попроси, и она придёт.
— Думаешь?
— Уверен.
— А. Как её зовут?
— Резвый, — буркнул пёс и снова лёг. Лентяй. Всё самой придётся, всё самой.
Я сделала несколько шагов в сторону лошади и спросила осторожно:
— Скажи, Резвый, можно тебя попросить подойти?
— Попроси, — рассеянно ответила лошадь, продолжая щипать траву. Нет, серьёзно? Так всегда говорил папа, когда
— Резвый, подойди, пожалуйста, поближе к хозяину.
Покосившись на меня большим тёмным глазом, Резвый послушно потопал к лежавшему раненому. Мой план был таков: взгромоздить князя на коня и потихонечку отвезти в цивилизацию. В относительную цивилизацию. Потому что на врачебную помощь тут рассчитывать не приходится.
Если князь не помрёт по дороге, если не скопытится от инфекции.
Возможно, меня даже наградят.
Возможно, даже не посмертно.
Конь лёг, подогнув ноги под себя, рядом с князем. Я кое-как взгромоздила совсем не лёгкого мужчину животом на седло и, перекинув руку, примотала её ремешком к подпруге. Для верности ещё и ногу закрепила с другой стороны седла, а потом перекинула повод со спины лошади к морде и спросила:
— А ты знаешь, куда везти?
Конь кивнул большой головой, фыркнул, как мне показалось, презрительно и сказал, жуя уздечку:
— Знаю, сам довезу.
— Сам он довезёт, — гавкнул пёс. — Пошли потихоньку.
Я только пожала плечами и скомандовала:
— Н-но!
— «Но»! — заржал Резвый. — Нет, ну посмотрите на неё! «Но» упряжным кричат, а я подседельный! Я боевой жеребец! А она мне: «Но»!
— Прости, — с улыбкой ответила я. — Никогда раньше не имела дела с лошадьми.
— Пешком-то далеко не находишься, — посочувствовал Резвый, а пёс поддакнул:
— Лошадь надо иметь каждому.
— Мне не надо, спасибо, — отказалась. Проверила пальцами, не намокли ли бинты на груди раненого от крови. Посмотрела на собаку: — А тебя как зовут?
— Буран.
— В метель родился? — усмехнулась. Пёс озадачился и ответил:
— Нет, это потому что бурый. А тебя каким именем можно звать?
— Диана, — ответила машинально. Странный он, этот Буран. То говорит односложно, то вычурно выражается... Как будто можно звать несколькими именами!
Перед глазами вдруг всплыл образ старой цыганки. Она вытащила изо рта мундштук трубки и криво усмехнулась: «К бабке едешь? Не доедешь». Чёрт! А ведь и правда — не доехала! Откуда старая ведьма знала? Что же она там ещё говорила, одурманивая мою голову? Нет, не вспомнить. Только это издевательское «не доедешь» и осталось. И имя. Руда. А та молодая цыганка в детстве утверждала, что это моё имя и нельзя его говорить никому, кроме того, кто станет ближе всех. Я говорила маме, конечно, но та злилась и ругалась. А потом я забыла.
Поправив чуть съехавшего
— Буран, а сколько должно быть имён у человека?
— Сколько хочешь, — философски ответил пёс, оторвавшись от обнюхивания травы. Мы шли небыстрым шагом по лугу, приближаясь к перелеску. Где-то вдалеке кто-то фыркал, а ещё похрустывали ветки, но я здраво рассудила, что со мной рядом большая собака, которая унюхает хищника на расстоянии и предупредит, а то и защитит. Сколько хочешь имён. Ну, наверное, он имеет в виду клички?
Клички, что ли?
— А как тебя кличет мать? Как подружки зовут? Как волхв нарёк?
— Э-э-э... У нас нет волхвов. Священники есть, но имя мне выбрала мама.
— Что оно означает? — поинтересовался Буран, вглядываясь в перелесок. Я подала плечами:
— Это имя богини охотницы, а так оно значит «посланница здоровья и благодеяния».
— А-а-а, так ты знахарка! Травница, — заключил пёс. — Я так и думал.
Думал он! Хм, знахарка. Да, будущий врач, но не заговорами лечащий, а по науке, лекарствами! Знахарка, пф!
Однако в голове всё вертелось и вертелось имя Руда. Поему так? Рудый это рыжий. Да, у меня волосы цвета меди, но отчего-то казалось, что у этого имени есть и другие значения. Не может же всё сводиться только к цвету волос?
Не знаю, сколько времени мы шли. Не было с собой мобильника, чтобы посмотреть, а часов я не носила. Только посматривала на солнце постоянно — как оно смещается по небу. Ноги начали тяжелеть. Князь держался. Дышал прерывисто, но дышал. Я про себя говорила ему: держись, держись, не умирай! И вытирала бисеринки пота с его высокого лба.
Наконец Буран поднял голову, нюхая воздух, и сказал:
— Город близко.
— Ура, — устало отозвалась я. — Мне холодно, и жрать хочу, блин!
— Тебе в город лучше не ходить, — бросил пёс и убежал вперёд. Как это не ходить? Чего это мне не ходить? Я оглядела себя и кивнула. Ну да, в джинсах, наверное, лучше не ходить туда, где все в сарафанах и холщовых «вышиванках». Но где достать одежду?
Город и правда оказался недалеко. Примерно минут через десять перелесок закончился, мы оказались на опушке, и у меня захватило дыхание. Город был огромным. Не таким, конечно, как наши города, а с Москвой и вовсе не сравнить, но гораздо больше тех, которые я видела на картинах художников и представляла, читая книги о древней Руси.
За высоченным частоколом стояли деревянные терема. Их маковки возвышались над городом, сверкая золочёными шпилями в свете закатного солнца. Фигурки диковинных зверей, вырезанные из дерева, украшали крыши, а на фасадах темнели крупно нарисованные символы крестов и солнц. Там и сям между маленьких окошек смотрели на меня строгие лица вытянутые и узкие, в рогатых шлемах и с длинными, свисающими до бороды усами. А в центре стоял самый высокий терем — с солнечным диском на маковке, венчающем весь город. Небось, княжий дом.