Княжья травница
Шрифт:
Теперь пришло время.
— Репейник, — сказала негромко. В первый момент ничего не произошло, а потом сразу три баночки вспыхнули зелёным светом по контурам. Сгрузив их на стол, открыла. Так, тут корень, измельчённый в стружку, тут сушёные листья, а тут целые колючие соцветия. Отлично! Репейник есть. Осталось найти масло. У ведьмы его не было. Даже в ларе. А масло мне очень нужно.
Выудив из памяти примерный рецепт репейного масла, я решила, что подойдёт любое растительное, чтобы разбавить отвар. Что у нас на Руси отжимали? Лён, коноплю? Подсолнухи тут есть? Оливы, наверное, южнее
Денег у ведьмы не было. Точнее, я не нашла ничего, что могло бы считаться деньгами. Ни кругляшей, ни камушков... Значит, бартер. Что я могу дать взамен на масло? Травки, отвары, настойки.
Собрав в холщовую сумку-мешок с длинными завязками несколько склянок по запросу «раны, боль, зубы», я отправилась в путь. Тропинка вывела меня из леса на опушку, через поля некошеные прямо к городу. Он стоял величаво и грозно — чтоб сразу было видно: никакие хазары, никакая нечисть не пройдёт. Трёхметровый частокол не пропустит.
А вот пропустят ли меня?
Одета я вроде как надо. Платок, правда, на голову не повязала, так и пошла с распущенными волосами. Хотя на мне накидка с капюшоном, лучше его натянуть на шевелюру. Чтобы рыжиной не светить. Так и сделала на подходе к воротам. Они как раз были открыты, пропуская телегу, запряжённую понурой рыжей лошадкой. В телеге было навалено сено, а на передке сидел мужичок в лёгком армяке и в шапке с меховыми отворотами. И это летом, в жару! Нет, правильно я всё-таки макушку прикрыла. Тут все так ходят, кроме, наверное, детишек.
Я поспешила к воротам, пока телега не проехала, и попыталась под шумок проскочить следом за ней. Меня остановил усатый парень моих лет, хотя бородка делала его намного старше. Он был одет в лёгкий распашной кафтан с короткими рукавами, из-под которых торчали связанные между собой кольцами металлические пластинки. Кольчуга. Интересно, почему князь без неё по полям скакал? Вроде умный мужик должен быть, раз княжеством управляет. Дружинник, кажется так это называлось в старые времена, перегородил мне дорогу мечом и спросил, оглядев с ног до головы:
— Кто такая будешь?
Сглотнув от страха, внезапно пробившего через весь позвоночник, я ответила дрожавшим голосом:
— Я это. в лесу живу.
Он грозно сдвинул брови и приподнял свой меч. Чёрт побери. Мальчик мой, да я такое видела, что тебе и не снилось, а ты тут мне будешь угрожать? Я же ведьма, я могу руками лечить! Да я вообще много чего могу, чего сама ещё не знаю, так что.
Постаравшись бросить на него сердитый взгляд, сказала твёрже:
— Травница я. Из леса пришла. За маслом.
Он неожиданно отступил и меч убрал с дороги. Мотнув головой в сторону города, буркнул:
— Так бы и сказала сразу.
Запахнув полу плаща, я с достоинством прошествовала мимо него и его сотоварища, ступив на дощатую мостовую. Подняла голову, оглядывая вблизи терема, которые до того видела только из-за частокола. Ожидаемо они были поменьше и пожиже на окраине, повышаясь к центру. Дерево было повсюду — дома, заборчики, сараи и сараюшки, даже шагала я по дереву. Широкие улицы поразили. Я всегда думала, что в древнерусских поселениях были узенькие улочки, где с трудом могли разминуться два всадника, а в теремах максимум два этажа и то, первый нежилой. А тут... Терема пожиже в три этажа, с большими окнами, с витражами, с резными стилизованными статуэтками, креплёнными по стенам там и сям, а уж про терема пожирнее и говорить не приходится. Интересно, как они это строят? Как поднимают на такую высоту брёвна и всякие стропила?
Из улочки справа выскочила здоровенная свинья — не толстая, а именно большая, на высоких ногах и поджарая — и бросилась по улице мимо меня. За ней ринулся вихрастый босоногий мальчишка лет десяти с прутом в руках:
— Ах ты, гадина! А ну вертайся взад!
На гадине я изумилась — неужели мне? На взаду успокоилась — свинье. А потом схватила пацана за рукав холщовой рубахи, тормознув на полном ходу:
— Стой!
— Чего тебе?! Пусти, ведьма!
— Какая я тебе ведьма? — разозлилась. — Я травница!
— Пусти, сказал, — фыркнул он, делая хмурое лицо. — Кабанчика догнать нать!
— Скажи мне, где можно купить масло? У вас тут рынок есть?
— Какое ещё масло?
— Любое растительное. Ну такое, жидкое.
Пацан рванулся было, но от меня далеко не убежишь. Поэтому он скорчил гримасу и мотнул головой назад:
— Это тебе в княжьи хоромы нать! У ключницы тамошней всё есть!
— А как.
Мальчишка рванулся в сторону и оставил у меня в руке заплатку с рукава, а я увидела только босые пятки, улепётывающие в ту сторону, куда убежал кабанчик. Отбросив тряпицу, я хмыкнула и пошла дальше по улице. Язык до Киева доведёт. В моём случае — до княжьих хором.
Когда я спрашивала дорогу, прохожие тётки и дядьки смотрели диковатыми глазами, но неизменно кивали на самый высокий терем в конце улицы, уходящей вверх. Ну, туда так туда. И не надо на меня так смотреть, травница я начинающая. Надо побольше висюлек и побрякушек на себя нацепить в следующий раз.
Парадную лестницу терема охраняли два дружинника, одетые чуть побогаче, чем тот, на воротах. Покосившись на их кинжалы у пояса и мечи в руках, я вежливо спросила:
— Где бы мне найти ключницу?
— Туда ходи, — правый дружинник ткнул в пристройку к терему. — Там ключницу и найдёшь.
— Спасибо, — ответила и пошла в указанном направлении.
В пристройке было сумрачно и прохладно. Там стояли лари и сундуки и не было ни души. Пожав плечами, я пересекла помещение и открыла следующую дверь. Ещё одна кладовая... И дальше тоже. Но с третьей дверью мне несказанно повезло. Я попала в самую настоящую древнерусскую кухню. Там было жарко, душно, ароматы запечённого мяса и густого супа наполняли воздух — такой плотный и вкусный, что у меня в животе заурчало. Печь в этой кухне стояла просто огромная. Какая-то помесь между настоящей русской и средневековой иностранной — с очагом, вертелом, с шестком и чугунками. Как раз на вертеле и запекался толстый поросёнок, а чумазая девчонка, то и дело шмыгая и вытирая нос, крутила ручку. С другой стороны толстая баба в красном сарафане и с обвязанной платком головой вынимала из горла печи румяные караваи длинной деревянной лопатой. В углу костлявая как смерть тётка рубила топориком на чурбаке головы отчаянно квохчущим курам.