Княжья травница
Шрифт:
— Что же ты, Диана, совсем не узнаёшь?
Вздрогнув, опустила взгляд и увидела Бурого. Плюнула, выругавшись про себя, и сказала:
— Напугал, лохматый. Чего за хозяином плохо смотрел?
— Мы не обучены лекарскому делу, — буркнул пёс, вывалив язык набок. — А ты обучена, вот и лечи.
— Я и лечу! А вот ты присмотри за ним!
— Как это? — подозрительно посмотрел на меня пёс. Я пожала плечами:
— Смотри, чтобы гной не появился снова. Не давай его кутать. Окно не давай закрывать!
— Это я могу, — солидно ответил Буран. — Это я с радостью. Буду страшно рычать!
—
— Проводить?
— Ты ж мне не ухажёр, чтобы провожать, — фыркнула и покосилась на дружинников у ворот. Один из них спросил меня:
— Выходишь, что ль? Отворять?
— Отворяй, — кивнула. Створка заскрипела петлями, и я скользнула с деревянной мостовой на пыль дороги, бережно прижимая к груди кувшин. Голова начала кружиться, и я очень боялась не успеть добраться до дома. Похоже, высосанная из тела князя инфекция теперь действует на меня. Сейчас свалюсь на дорогу и буду валяться в лихорадке, и никто меня не вылечит...
Почти бегом я догалопировала до избушки и влетела в неё, закрыв за собой дверь и навалившись на неё спиной, словно за мной гналась вся дружина князя. В голове гудел набат пульса, я чувствовала каждый кровеносный сосуд, каждый удар сердца отдельно и все вместе. Парацетамольчику мне! Аспиринчику! Полцарства за обезболивающее!
Поставив кувшин на стол, я без сил свалилась на топчан, схватившись за голову. Ох, ещё и температура. Не меньше тридцати девяти, даже рука уже не ощущает жара! Подняв взгляд на склянки и горшочки, пробормотала без особой надежды:
— Лихорадка.
Травы стали вспыхивать зелёным в каком-то, одном им известном порядке, но запомнить его и дотянуться до ингредиентов я уже не могла. Сдохну. Вот сейчас точно сдохну. Помру, стану скелетом. Кто меня похоронит? Разве что кикимора, если озаботится.
Жар душил, и я рванула воротник рубашки, чтобы освободить горло. Пальцы нащупали камушек, который дала старая цыганка, и сжали его машинально. Был бы крестик, я бы его сжала и молилась бы. А тут. Что мне сделать, чтобы прекратилась эта боль, чтобы лихорадка ушла? Как делали эти ведьмы, как лечили сами себя? Скосив глаза на голубой камушек, я с досадой подумала: толку с него, как с козла молока! Но зачем-то же мне его дали?
— Сделай же что-нибудь, — простонала, обращаясь к кулону, и закрыла глаза.
Сколько времени я так пролежала, стиснув в ладони камушек и мучась от головной боли, не знаю. Но, когда очнулась от полусна и с трудом открыла тяжёлые, как свинец, веки, в избушке уже поселились сумерки. Печка потухла, свечей я не зажигала. Надо встать. Надо попробовать встать.
Ноги и руки слушались. Я села на топчане, прислушалась к своим ощущениям. Ни жара, ни озноба. Головная боль утихла. Поднявшись так осторожно, будто боялась расплескаться, я снова прислушалась к внутреннему состоянию. Похоже, выздоровела. Даже странно. Да, говорят, во сне люди выздоравливают. Но не так быстро же! И не от жара в тридцать девять! Кулон. Я сжимала кулон в руке! Скосив глаза, удивилась: кулон был молочно-белого цвета, весь!
Значит, вот так вот.
Вот и отдала болезнь в камень. Правильно говорят умные люди: на практике теория учится лучше. Ещё один опыт в мою копилочку. Что ж, теперь можно дальше жить, зная,
Хоть бы князю помогло.
Отвар корня и цветов репейника я приготовила быстро. У старой ведьмы было всё необходимое: железная перекладина, которую можно было вставить в дырочки в боках печи, крюк и подвесные котелки разных размеров. Для восьми русалок я взяла самый большой котелок. У меня вышло почти три литра масла, которое я слегка поварила на огне и поставила остужаться на порог. По-хорошему надо было настоять сутки, но я хотела уже сегодня отнести снадобье русалкам и покончить с этим.
Уже стемнело, когда я процедила масло через самую редкую ткань, которую нашла в сундуке ведьмы, перелила его в кувшин и понесла к реке.
— Привет, девочки! — бодренько бросила голым девицам, которые булькали на своём рыбьем языке, пытаясь расчесать гребнями непослушные космы длинных волос. Одна из русалок указала пальцем на мой кувшин:
— Снадобье принесла?
— А как же! Давайте, кто первая?
— Я, — поколебавшись, заявила русалка. — Это надо выпить?
— Нет. Макни свой гребень в кувшин и начинай чесать волосы с концов, — объяснила я ей. Русалка смотрела на меня с таким недоверием, что я фыркнула: — Дай, я покажу как!
Она быстро спрятала костяную расчёску за спину:
— Не дам! А то заставишь для тебя петь или полы мести в твоей избушке!
— Не надо мне петь, господи! А полы я и сама могу подмести, дай, говорю!
— Точно не обманешь?
Её рыбьи глаза смотрели с подозрением. Я подняла руку и положила её на горлышко кувшина, как на библию, сказала торжественно:
— Клянусь, что никогда ни одной из вас не сделаю ничего плохого!
Под тревожное бульканье подруг русалка протянула мне гребень. Обмакнув его в масло, я взяла одну из длинных светлых прядей и принялась чесать, распутывая. Дело пошло легко, и мне стало приятно, что нашла верное средство. Вот такая профессиональная гордость проснулась.
— Как дивно-о, — протянула своим скучным голосом русалка. — И впрямь чешет, как будто без усилия! Дай-ка я теперь.
— Идите, девочки, не бойтесь, — сказала я остальным. — Всё не расходуйте, масла немного надо. Но первое время каждый день используйте. А там ещё приготовлю!
— Неужели мы снова сможем петь при луне, как раньше?
А смывать это масло надо?
Чем оно так пахнет?
— Стой, не макай так глубоко, нам не хватит!
— Спокойно, девочки, хватит всем! Смывать не надо, пусть впитывается, а пахнет репейником и льняным маслом.
Полюбовавшись немного на хлопочущих со своими гребнями русалок, я с улыбкой повернула на тропинку к дому.
У меня появились первые постоянные клиентки.
Глава 7. Ведьмина рутина
Ноябрь 9 число
Дождь барабанил по крыше избушки. Я лежала с закрытыми глазами, кутаясь в одеяло, и вяло думала — как хорошо, что я убрала в кладовку насушенные грибы. Не промокнут. Буду суп варить из них зимой. Нава-аристый, вкусный... Как дома... Надо проверить, когда дождь закончится, как там мои клубни, моя псевдо-картошка. Поздно уже, конечно, выкапывать, но одну можно, на пробу.