Князья Преисподней

Хэмбли Барбара Джоан

— Можете рассчитывать на меня, доктор Эшер.

Лидия почувствовала, что что-то в ее словах заинтересовало его. Он слегка склонил голову, и, хотя она не могла рассмотреть выражение его лица, ей показалось, что скрытые за толстыми линзами глаза внимательно изучают ее.

Возвращаясь в свой номер, она столкнулась в вестибюле с самым назойливым из своих предполагаемых поклонников, мистером Эдмундом Вудривом, высоким, сутулым мужчиной с сильно выступающим животом, обтянутым не самым новым пальто.

— Миссис Эшер, — начал он, так быстро встав между ней и лестницей, что Лидии пришлось бы перейти на бег,

чтобы избавиться от его внимания, — Умоляю вас, позвольте мне выразить, как глубоко я сожалею…

— Прошу вас…

Она изобразила один из подхваченных у тетушки Лавинии «предобморочных» жестов.

— Да-да, конечно, — Вудрив взял ее за руку. — Я понимаю. Я только хотел сказать, что понимаю, в каком тяжелом положении вы сейчас оказались, и предложить свои услуги.

— Благодарю вас, — произнесла Лидия, постаравшись тоном выразить, насколько она слаба и несчастна. — Если позволите…

Он усилил хватку:

— Знайте, что вы всегда можете рассчитывать на меня, что бы ни случилось. Мы не очень близко знакомы, но я понимаю, как это тяжело — внезапно остаться одной, без поддержки…

— Я весьма…

— … все, что в моих силах, в любое время дня и ночи, вам достаточно только отправить записку на мой адрес в посольстве…

Только строгие наставления, полученные перед выходом в лондонский свет от няни, четырех тетушек и мачехи, которые всеми силами пытались донести до нее, что никогда, ни при каких обстоятельствах нельзя ни на кого кричать и требовать, чтобы ее оставили в покое (даже если подобное обращение полностью заслужено), а также понимание, что поступи она так, и окружающие могут заподозрить, что ее вдовство — лишь притворство, а Джейми где-то скрывается, позволили ей в течение следующего получаса терпеливо выслушивать излияния Вудрива о тяжкой вдовьей доле и его желании помочь ей.

В номере ей пришлось принять целую вереницу посетителей, пришедших засвидетельствовать свое почтение. Первыми появились мадам Откёр и баронесса (именно ей в конце концов удалось изгнать Вудрива из вестибюля), которые восседали за накрытым к чаю столом и старательно поддерживали разговор, в то время как Паола Джаннини молча сидела рядом с Лидией.

Она похолодела от ужаса, увидев в дверях леди Эддингтон. По большей части разговор вертелся вокруг этой почтенной дамы, которой вскоре предстояло отправиться в Англию на борту «Наследной принцессы», увозя с собой тело убитой дочери. Женщины, пришедшие поддержать мнимую вдову, с искренним сочувствием говорили о Холли, в то время как сама Лидия едва находила в себе мужество, чтобы сказать хотя бы несколько слов.

Наконец она пожаловалась на невыносимую головную боль и до конца дня просидела в своей комнате, читая Миранде детские книги и перебирая полицейские отчеты. После ужина к отчетам добавились банковские записи, которые она просматривала в надежде обнаружить хотя бы одно из десятка ранее встреченных имен.

На следующий день имя нашлось.

Эстебан Сьерра из Рима (у него и в самом деле есть дом в Риме?) не только отдал распоряжение открыть на его имя немалый счет во Франко-Китайском банке, но также арендовал там камеру, расположенную в подземном хранилище. «Для древностей и предметов искусства», как было указано в написанном от руки заявлении. Она всмотрелась в четкие ровные буквы с непривычными росчерками и завитушками. Сейчас в камере находился один большой сундук.

Дон Симон как-то сказал Джейми, что вампирам быстро становится известно о слежке. Некоторые люди подолгу задерживаются на тротуаре напротив подозрительного дома. В округе, где вампирам, с их обостренным восприятием внешности, известен каждый человек, появляются новые лица. Проявив интерес к подземному хранилищу, где лежали «древности и предметы искусства», Лидия совершала непростительный грех, поскольку привлекала внимание к «Эстебану Сьерре». Она (и Джейми) до сих пор оставались в живых только потому, что соблюдали правила, и Исидро знал об этом.

Как и прошлой и позапрошлой ночью, она снова не задернула половину шторы.

Утром она отправила записку графу Мицуками.

Полковник был сама скрытность. Он достаточно долго следил за событиями в Китае и был довольно близко знаком с нынешним «действующим» президентом, чтобы понимать, насколько опасным может быть одно неверно сказанное слово, малейший слушок, дошедший до официальных властей. Он молча согласился с тем, что о визите Лидии в хранилище банка никто не должен знать. Он получит разрешение и ключи, но войти в камеру сможет только Лидия.

Наблюдая за тем, с какой уверенностью Мицуками отдавал соответствующие распоряжения, Лидия задалась вопросом о клиентах банка и о том, что же еще хранится в его подземельях.

В среду, шестого ноября, незадолго до закрытия, Мицуками и Элен сопроводили Лидию к зданию банка (который от гостиницы отделяли всего два дома) и остались на лестнице в компании банковского клерка. Опустив вуаль, Лидия под ярким светом электрических ламп прошла к камере хранения под номером 12. В тиши подземного коридора ее черные шелковые юбки шуршали, как множество серебряных пилочек для ногтей. Клерк объяснил ей, как открыть дверь; на выходе, как она догадывалась, ее будет ждать служащая банка, чтобы в самой деликатной форме провести обыск. Сердце тревожно билось в груди: он будет в ярости, когда узнает, что Лидия нарушила секретность, о которой он так заботился.

Она может навеки лишиться его дружбы, этой загадочной, призрачной связи, которая существует вопреки всему. Если он сейчас слышит ее, чувствует сквозь сон ее приближение, то, наверное, проклинает ее.

Но ему может грозить опасность. Во время их последней встречи она заметила в его глазах страх.

Как и было указано в заявлении, в камере стоял только большой дорожный сундук с латунными уголками, обтянутый выдубленной кожей, достаточно вместительный, чтобы уложить в него тело человека. Наверное, одежду и книги он хранит где-то еще…

«Так похоже на него, — подумала Лидия, прикрывая за собой дверь, — снять камеру хранения в двух шагах от нашей гостиницы». Она достала из сумочки серебряный футляр, откинула вуаль и надела очки.

Сундук был закрыт. Скорее всего, заперт изнутри. Наружные замки были лишь для отвода глаз. На улице все еще стоял день, хотя ни один солнечный луч не мог проникнуть в это помещение. Наверное, он спит.

Тишина, воцарившаяся за закрытой дверью, давила на барабанные перепонки. Когда-то Лидия спросила его, насколько чутким может быть его дневной сон, но он ответил лишь, что сон вампира отличается от человеческого.