Князья веры. Кн. 1. Патриарх всея Руси
Шрифт:
Когда иноверцы заволновались, Гермоген попросил архиереев служить во всех церквах молебны и просить Вседержителя вразумить магометан, сказать им, что Бог един, а чудотворные иконы служат всем, кто уповает на Божье Провидение. И в Казани наступило замирение, потому как матери и жёны удержали занесённые во гневе руки сынов и мужей своих именем Пресвятой Богородицы.
Вот Крестный ход подошёл к месту, где всё случилось. Оно было огорожено. И в маленькой часовенке перед образом иконы Божьей Матери денно и нощно горела лампада. А до пожара здесь стоял дом стрельца Кузьмичёва. Гермоген вспоминал: когда дом сгорел, стрелец собрался с духом построить на пепелище новый дом. Но в это время его
В первый раз икона явилась в том же месяце июне, как был пожар. И Богоматерь велела девочке сказать воеводам и архиепископу, что икона её находится в земле на том месте, где был дом. И девочка смотрела на то место и видела там сияние священное.
Утром Матрёна рассказала сон матери, но та, убитая горем да окружённая сонмищем мирских забот, не дала внимания дочери и ещё поворчала на неё за то, что отрывает от дел. Девочка поплакала да и успокоилась. А на другую ночь видение девочке повторилось. Да пуще прежнего беспокоилась Богоматерь. И всё, может быть, оттого, что Кузьмичёв-стрелец весь день расчищал пожарище для нового дома.
Матрёна снова дальше матери не пошла, ей рассказала, что Богоматерь сердится за невнимание к ней. Матрёна плакала, дрожала от страха. Мать выслушала её, но попыталась успокоить, сама думая, что на её дочь напал трясунец из-за пожара и надо будет показать бабке-ворожее.
Девочка и на этот раз кой-как успокоилась. Да в полдень и уснула, обласканная тёплым солнцем. Легла она в глубине двора на рядне, которое бросила на траву. Лишь только сон крепко сковал её, Божественные силы перенесли Матрёну на середину двора, и здесь она в какой раз увидела икону Пресвятой Богородицы. От её лица исходили огненные лучи столь странные, что Матрёна подумала: не спасёт икону, быть ей сожжённой этими лучами.
В сей же миг от иконы раздался грозный и гневный голос: «Если ты не поведаешь глаголов моих, аз явлюсь на другом месте, но ты будешь болеть, доколе не лишишься жизни». И тут сонной Матрёне показалось, что она умирает, — и умерла бы, да мать вовремя разбудила. Очнувшись, она стала звать отца, а на мать не обращала внимания. Но отца во дворе не оказалось, а мать, осеняя себя крестом, стала уверять дочь, что и выслушает, и поможет, в чём надо.
Матрёна рассказала матери о явлении, а после чего встала, взяла мать за руку и повела в город, вела, пока не увидела палаты архиепископа, показала на них матери и сказала не по-детски повелительно:
— Иди туда, матушка, расскажи мой сон.
Мать не отважилась идти одна, сама взяла Матрёну крепко за руку, повела в палаты архиепископа. Тогда-то и встретил их по дороге к палатам пресвитер Никольской церкви Гермоген. Упали они перед ним на колени и со слезами на глазах стали причитать да с пятое на десятое поведали о приключении с Матрёной.
И Гермоген повелел им:
— Ты, мать-стрельчиха, и ты, отрочица Матрёна, идите и копайте землю там, где указано. А мы придём! — Гермоген благословил их.
— С нами крестная сила! — молилась стрельчиха и усердна касалась лбом вытоптанной земли.
Вернувшись домой, стрельчиха и её дочь взяли заступы и не мешкая стали копать землю там, где Матрёна проснулась в последний раз. Им на помощь пришли соседи, все копали, но ничего не находили. И пришло к девочке озарение: ведь некая святая сила перенесла её на то место, где стояла печь. Лишь во сне она уползла на траву. И взяла Матрёна заступ, перекрестилась да и начала копать на том месте, где стояла печь на деревянной
К тому времени на двор стрельца Кузьмичёва Гермоген пришёл да сразу же и принял из рук Матрёны новоявленную икону, уста к ней приложил и отправился на подворье архиепископа Иеремии. И Матрёна шла рядом, мать следом, соседи со всей улицы, а как пришли на подворье — тысячная толпа тянулась за иконой.
В тот же день торжественный крестный ход во главе с архиепископом Иеремией под колокольный перезвон и с пением псалмов направился к ближайшей Никольской церкви, чтобы там поместить новоявленную Богоматерь с Предвечным Младенцем. Несли икону сперва Матрёна, а потом Гермоген. А на другой день утром в Москву ускакал гонец к царю Ивану Грозному с вестью о явлении иконы.
Иван Грозный принял известие о чудесном явлении Казанской Божьей Матери с благостыней. Он повелел особо отметить событие и приказал в честь него поставить в Казани женскую обитель. И всё было сделано, как повелел царь. По его же воле девицу Матрёну, обретшую святыню, постригли в монахини. И сама она была несказанно рада перемене в жизни, стала носить имя Мавры, а вскоре за усердие перед Богом вышла в настоятельницы монастыря.
Спустя пять лет Гермоген подробно описал сие знаменательное событие Казанского края, засвидетельствовал описание у иерархов и отправил рукопись в Москву, тогдашнему главе русской православной церкви митрополиту Дионисию. И шли годы, и вся великая Россия стала поклоняться образу Казанской Божьей Матери, несущей чудодейственную силу, вдохновляющей на подвиги, укрепляющей дух в страданиях.
Праздничное торжество по случаю явления Казанской Божьей Матери длилось в тот октябрьский день по поздней ночи. В церквах не прекращались Богослужения. Вечерни были отмечены песнопением и крестными ходами вокруг церквей и собора. И в каждой избе, в каждом доме было малое или большое застолье. Да говорили казанцы, что Богоматерь всегда была снисходительна к тем, кто без злого рвения принимал веселительное зелье.
Московские и иные гости жили на подворье митрополита несколько дней. В Москву гости возвращались с обозом казанских купцов. А струги до весны оставались в затоне.
Старец князь Андрей Голицын и его сотоварищ Пётр Окулов думали возвратиться в Иосифо-Волоколамский монастырь к весне по последней санной дороге. Да и жилось тому и другому на подворье митрополита за милую душу.
Бояре же Ляпунов и Сундулов вместе с казанским воеводой Салтыковым мало на месте сидели, всё по гостям ездили и татарских мурз навещали, с торговыми людьми дружбу заводили, порядки изучали, какие вводили в инородческом крае воевода Салтыков и митрополит Гермоген. А поучиться было чему рязанским воеводам в коневодстве и в бортничестве, в рыбной ловле, а особо в выращивании гречихи. Она на казанской земле была лучшей в России.