Коан Янг 2
Шрифт:
Она выставила указательный палец вверх и задержала дыхание. Букер навострил уши, замолк. В воздухе висела невыносимая тишина. Подул слабый ветер, и вдруг в нем Букер услышал, как зашептали голоса. Еле заметно, сливаясь с тонким гулом сквозняка, танцующим меж мертвых зданий. Женские голоса или мужские, взрослые или детские – наверное, все вместе.
– С ударом колокола их голоса слышны, – произнесла Обри. – На какое-то время. Я насчитала целых шесть минут. Потом голоса снова затихают.
– Но чьи это голоса? – в оцепенении спросил Букер. –
– Тебе лишь кажется, что всю жизнь, – возразила та. – На самом деле, ты здесь недавно. А я вовсе пару дней.
Когда голоса перестали шептать, и тишина вновь воцарилась на холодных улочках города, Обри продолжила:
– Эти голоса принадлежат некогда людям. Я бы назвала их духами.
– Духами… – повторил Букер. – О чем они говорят?
– Это и есть загадка, которую нужно разгадать. Нам важно научиться их слышать. Понимаешь?
– Со временем мы станем, как они, если окончательно себя забудем, – осенило Букера. – И тогда дороги обратно уже не будет.
– Вот почему Храм Знаний крепко-накрепко заперт. Кто-то не хочет, чтобы ты вспоминал.
– Почему только я? Ты тоже здесь.
– Твое сознание сильнее моего, – пожала Обри плечом. – Оно борется за существование, дает сигналы, что ты был кем-то другим. А мое сознание так не делает. Ты – наше спасение.
– Важно вспомнить, – прошептал он себе под нос.
– Да, Букер. Только так.
Глава пятая. КОАН. УАТЭ
Я подумала о бедняге Йонасе, который всеми силами уговаривал прогуляться с ним по Мекксфорду и показать местные достопримечательности. Наверное, он расстроился, когда я не пришла в кафе. Или уже забыл – со стороны не скажешь, что парнишка обделен женским вниманием. Так или иначе, в тот день экскурсия по Мекксфорду отменилась, а опомнилась я лишь сейчас, сидя в салоне самолета и рассматривая пышные облака за окном.
– Подруга, а если оба двигателя вдруг откажут, и мы полетим вниз, ты спасешь только нас двоих или всех пассажиров? – шепнула Мизуки, сняв наушники.
– Конечно, всех.
– Но разве это не против… правил? – спросила она. – Как потом объяснить целостность экипажа и пассажиров?
– Спасение людей не входит в противоречие с моими правилами, – улыбнулась я. – Люди привыкли верить в чудеса, когда нет объяснений или даже есть. А вообще, я не уверена, что силенок хватит целый самолет спасти от верной гибели.
Лицо Мизуки вытянулось.
– Теперь мне неспокойно…
– Да ладно. С чего ты взяла, что мы можем разбиться?
– Зверь не дремлет, знаешь ли, – пожала она плечами. – Он целую Академию с землей сравнял, чего уж о самолете говорить.
– Это паранойя. Успокойся.
– Наверное. Если честно, я рассчитывала переместиться в Уатэ через портал. Неужели Монтгомери не смогла это организовать?
– Я не просила.
– И… почему?
– Необоснованная просьба. Я не собираюсь пользоваться ее добротой каждый раз, когда мне нужно. Она лишь советовала вернуться к близким.
– Коан Янг, какая же ты, черт побери, правильная! – фыркнула Мизуки. – Прям до тошноты!
– Какая есть.
Хоть полет и не расходовал силы пассажиров, от которых, кроме сидения в креслах, ничего больше не требовалось, я адски устала от безделья. Особенно ближе к вечеру, когда огромный закат в красном небе садился за горизонт, ноги немели, а руки чесались найти работу. Я бы с удовольствием провела медитацию, но мой максимум составлял поход в уборную. Мизуки читала «Преступление и наказание» Достоевского, пока не заснула – видимо, чтение о судьбе Раскольникова отнимало много сил – как в умственном, так и в эмоциональном плане. Убрав книгу из ее рук, я вложила в нее закладку и засунула в отдел кресла.
Пока за окном стремительно темнело, мне стало зябко, хотя в салоне уютно и тепло. Дело в предстоящей встрече с семьей – дедушкой и Акико. Мысль о том, как отреагирует сестренка, меня мучила. Я покинула дом в полной уверенности вернуться через минимум лет пять, но кто же знал, что не пройдет и двух месяцев? Записка, которую я оставила Акико, выглядела позорно и предательски. Я надеялась, что по прошествии лет сестренка повзрослеет, и боль от моего уезда излечится временем.
Я ненавидела себя за это. За мысль, будто время сделает дело, и все как-нибудь само собой решится. Наглядный пример того, как сильная любовь и привязанность к человеку могут внезапно обратиться страхом посмотреть ему в глаза. И отсутствие выбора на тот момент ситуацию не облегчает.
Как бы там ни было, любую реакцию Акико я встречу достойно.
Приземлившись в Вашингтоне, я немного приободрилась. Благо, перевозом багажа занималась авиакомпания, и паспортный стол с прочими процедурами проходить заново не пришлось – Мизуки изначально настаивала совершить перелет в Уатэ одним билетом, то есть не с пересадкой, а со стыковкой. Сэкономились и время, и силы. В зале ожидания я размяла ноги, сделала зарядку. Мизуки слезно умоляла накупить вредной закуски во внутреннем кафе аэропорта. От чипсов я отказалась, зато выпила кофе – бодрости прибавилось. Только мы расселись по местам в новом самолете, стюардесса с яркой улыбкой провела инструктаж. Впереди целых четырнадцать часов полета, за которые Мизуки обещала себе дочитать Достоевского. Она умела отвлекаться. Хоть кто-то из нас двоих умел это делать.
В 7:25 мы благополучно прибыли в Уатэ. Забрали чемоданы с ленты и покинули аэропорт. Город затянуло плотным серо-синим туманом, в воздухе ощущалась сырость. Казалось, вот-вот хлынет дождь и зальет собой взлетную полосу. Заказав такси, мы вышли в зону курения, где стояло двое мужчин. Мизуки закурила сигарету и расслаблено выдохнула белый дым.
– Есть сходства с Мекксфордом, – заметила она. – Туман, дождь, холод. Только по-японски.
– У погоды нет национальности, – улыбнулась я.