Кочегарка
Шрифт:
Они были напуганы.
Анджела не могла отвечать за других, но сама она точно была напугана, хотя и не понимала причины этого. Почему-то ей пришло в голову ужасное бормотание в квартире Уинстона и Брока, и, может быть, это сыграло свою роль, но ей казалось, что причина ее страха заключается не только в воспоминаниях о былом. В этом было что-то новое, хотя и напоминающее прошедшее, и ее ужас усиливался от того, что она не знала, чего ожидать.
Девушка с продвинутого курса доктора Уэлкса, с белым, как мел, лицом, остановилась посреди холла и сказала, что передумала: что она больше не хочет смотреть на трупы и подождет их снаружи. Анджела понимала, что ощущает эта девушка, и часть ее сознания тоже хотела отказаться от просмотра,
– Включить фонари! – распорядился Уэлкс, и те, у кого они были, повиновались. В руках у полицейского был мощный фонарь с сильным лучом, который освещал большой кусок помещения перед ними, но в середине толпы было темно, и Анджела была благодарна отцу, который заставил ее положить фонарь в багажник машины.
Они стали спускаться. Внизу, двигаясь один за другим, прошли мимо двух промышленных стиральных машин, к которым примыкали сушилки и массивная печь, наполовину разобранная, и только после этого оказались у желтой ленты, обозначающей место преступления. Офицер держал желтую ленту, пока они по одному подныривали под нее. Прямо за лентой оказалась каморка привратника, а уже за ней – старинная металлическая дверь, которую совсем недавно открыли. Мусор и осколки кирпичей, валявшиеся вокруг, свидетельствовали о том, что многие годы эта дверь была замурована.
Мощный луч полицейского фонаря разгонял темноту.
И они увидели тела.
Один за другим студенты входили в тоннель. Трупы находились чуть дальше, не у самого входа, а в нескольких ярдах от него – скорее под поверхностью улицы, чем под фундаментом отеля. Даже со своего места в самом конце очереди Анджела хорошо их видела, однако основным ее желанием было оказаться сейчас на улице с той, другой, девочкой. Неожиданно ей стало тяжело дышать, а ее рука, державшая фонарь, стала вдруг липкой от пота.
Тела никто не двигал. Полиция оставила их в точности так же, как их нашли. Они были нагромождены вдоль стен тоннеля, изогнуты в невероятных позах и прижаты друг к другу. Провалившиеся глазницы казались живыми от света фонарей, и выглядели они совсем не мумиями, а настоящими трупами. Одежда истлела до состояния бесцветных лохмотьев, кожа была страшно сморщена и туго обтягивала кости, на которых не осталось и намека на мускулы и жир. Все они, вне зависимости от позы или местоположения, казалось, улыбались… вернее, скалились на фонарные лучи.
Анджела была не рада, что оказалась здесь. Она никогда не страдала от клаустрофобии [37] – по крайней мере, до сегодняшнего дня, – но неожиданно у нее появилось навязчивое желание убежать из этого тоннеля. Оно было более сильным, чем простой импульс или порыв, и больше напоминало все усиливающуюся отчаянную необходимость. С каждым шагом в глубь тоннеля это чувство становилось все сильнее, пока, наконец, девушка не остановилась, не в состоянии идти дальше.
– В чем дело? – спросила Бренда, которая шла за нею. Впереди, в самом начале очереди, доктор Уэлкс рассуждал о том, кем могли бы быть все эти люди.
37
Клаустрофобия – боязнь замкнутого пространства.
Неожиданно ее схватила чья-то рука.
Рука трупа.
Анджела завизжала, и все завизжали вместе с нею. Тела оказались живыми, они двигались, и люди лезли друг на друга, толкаясь в попытке выбраться из тоннеля тем же путем, которым вошли в него. Анджела услышала удивленный крик профессора впереди и недоуменный рев полицейского позади себя. В этот момент луч ее фонаря уперся в небольшой труп, который раскачивался на ногах, отчаянно кивая ей своей безумно улыбающейся головой. Она попыталась перескочить через него, но кто-то сзади толкнул ее в спину. Анджела споткнулась об это тело и упала на живот, приземлившись еще на один скелет, при этом не прекратила отчаянные попытки двигаться к выходу. Она ощутила под руками кожу, похожую на наждачную бумагу, ее ноздри заполнил затхлый запах пыли. На мгновение ее губы коснулись волос – ломких мертвых волос, – а потом она вскочила на ноги. Прежде чем Анджела добралась до открытого пространства рядом со входом в тоннель, она столкнулась еще с одним студентом. Наконец, девушка оказалась рядом со сторожкой привратника.
Как и те, кто был впереди нее, Анджела не стала останавливаться, а бросилась из подвала и вверх по лестнице. Инстинкт подсказывал ей немедленно выбраться на улицу, но все останавливались перед дверью, и она сразу же поняла почему. Все испытывали смущение. Здесь, в полутемном лобби, память о том, что они испытали внизу, была все еще свежа. А вот по другую сторону дверей им придется объяснять свой страх и панику, придется рассказывать неизвестным прохожим, что внизу, под улицей, находятся не то мумии, не то зомби, и что те мертвые тела, которые там обнаружили, были на самом деле живыми.
Но никто из них не хотел этого делать.
Кроме того, кто готов был утверждать, что все произошло на самом деле и не было плодом их охваченной ужасом фантазии?
Анджела готова была это сделать. Она все еще ощущала на коже руки давление в том месте, где ее схватили костлявые пальцы трупа. Бренда всхлипывала, как и еще несколько студентов, девушек и юношей. Наконец появились доктор Уэлкс и полицейский – теперь все были в сборе, и все были живы.
– Боже! – вновь и вновь восклицал полицейский, и его голос эхом отдавался в пустом лобби. – Боже!
Его Анджеле было жалко больше всего – ведь ему предстояло написать рапорт, в котором он должен был объяснить все группе скептически настроенных копов, которые потом должны были передать эту информацию в газеты и сообщить ее широкой публике. А она была абсолютно уверена, что тела в тоннеле вновь замрут и любая команда, которая там появится, не увидит ничего необычного или сверхъестественного, никаких следов шевеления среди разлагающихся трупов. Так всегда и получается.
Они стояли в разных состояниях неверия или эмоционального восстановления и смотрели друг на друга. Анджела думала, что кто-то вот-вот возьмет на себя ответственность, и ждала, что или полицейский, или профессор скажут им, что делать; но оба были погружены в свои собственные мысли и продолжали повторять: «Боже! Боже!» – и бормотать какие-то малопонятные фразы.
Они так и не попытались объяснить, что же случилось, не попытались найти еще одного полицейского, или пожарного, или другое официальное лицо, чтобы зафиксировать, что произошло внизу, и даже не попытались договориться друг с другом о встрече в будущем, чтобы обсудить произошедшее. Просто бесцельно вышли из дверей на улицу, туда, где их ждала счастливица с продвинутого курса, которая и не догадывалась об ужасе, который случился прямо у нее под ногами.
Когда Анджела везла Бренду и двух других студентов, оказавшихся в ее машине, назад в университет, никто из них не сказал ни слова. После этого она вернулась в Бэббит-хаус, где выложила все. Рэнди на месте не было, но все остальные присутствовали, и Анджела собрала их всех в холле на первом этаже перед дверью в квартиру Уинстона и Брока и детально описала все, чему была свидетельницей. Завеса молчания, которая возникла между нею и ее однокашниками, была разрушена, и теперь она говорила, не останавливаясь, рассказывая и пересказывая отдельные моменты снова и снова, а ее соседи засыпали ее вопросами. Казалось, что ни один из них не сомневается в том, что она говорила, и это показалось ей странным. Если бы Анджела сама услышала нечто подобное от любого из присутствовавших, то не поверила бы ни единому слову.