Кочевники поневоле
Шрифт:
– Их не будет и в дальнейшем, – поспешно проговорил Джерри.
– Я, разумеется, верю вам, – Папандреу улыбнулся. – Однако доверие доверием, а деловые отношения сами по себе. На данный момент я, с вашего позволения, считаю контракт расторгнутым. Не смею вас задерживать, мистер Каллахан.
Бланка отодвинула столовый прибор, подпёрла кулачком подбородок и заглянула Джерри в глаза:
– У тебя неприятности, милый?
– Почему ты так думаешь?
– Ты выглядишь не совсем так, как обычно.
Джерри вымученно улыбнулся:
– Ничего
– Соскучилась. Правда, меня немного развлёк твой друг, он жутко забавный.
– Друг? – Джерри едва не подавился кабаньей отбивной.
– Ну да. Господин Доу, он приходил вчера. Сказал – позабыл, что тебя нету. Мы с ним поболтали с полчасика.
– Поболтали? А как его пропустили сюда?
– Ну, что тут такого, – Бланка надула губки. – Я велела охране его пропустить, думала, он забыл у тебя что-то, иначе зачем ему приходить. Он и забыл, – Бланка рассмеялась. – О твоём отсутствии. Постой, милый, ты что, ревнуешь?
Джерри откашлялся. В самом деле, что ли, ревную, подумал он. Этого только не хватало. Девчонка, конечно, прехорошенькая и ему нравится. Но ведь не настолько, чтобы испытывать подобные чувства. Тем более в его положении. Или настолько?.. Бланка и Джон – ровесники, а подобное, как известно, тянется к подобному.
– Нет, не ревную, – сказал Джерри вслух. – Интересуюсь. И о чём вы болтали, если не тайна?
– О всяких пустяках. Он такой забавный. Сказал, что хочет всё изменить. Что всё у нас несправедливо.
– Да? – Джерри улыбнулся снисходительно. – Для юношей характерен максимализм. И что же именно несправедливо?
– Этого он не сказал.
На внеочередную сессию Джерри собирался с ленцой. Они с Бланкой не спеша позавтракали, и девушка упорхнула к себе. Джерри неторопливо выкурил сигарету, другую, затем велел готовить кортеж.
На встречу Каллахан явился последним – остальные уже сидели на своих местах за столом красного дерева. Только на этот раз полированную поверхность стола покрывало нечто, издалека похожее на пёструю клеёнку. Однако подойдя ближе, Джерри с удивлением понял, что это – никакая не клеёнка, а карта республики, из тех, что изготавливали в августовской академии и потом использовали на уроках географии в школах.
– Вот мы и в сборе, – констатировал Джон Доу. – Присаживайтесь, мистер Каллахан.
Джерри опустился в свободное кресло, взглянул на карту. Опоясывающий планету материк был на ней развёрнут в параболу и походил на жирную гусеницу. В самом широком месте, там, где материк достигал пятисот миль в поперечнике, у гусеницы был горб. В самом узком, размером в какой-то десяток миль – перетяжка тулова.
Джерри вгляделся: топографы постарались, карта была выполнена в деталях и переливалась цветами. Бежевые поля, розовые сады, зелёные лесополосы. Бурые болота, оранжевые гряды холмов, синие нитки-прожилки ручьёв и ленты рек. Джерри откинулся в кресле, оглядел собравшихся. Судя по их лицам, причину появления на столе карты не понимал никто. Бухгалтер скривил губы и едва заметно пожал плечами. Уотершор хмуро вчитывался в столбики географических названий на занимающей правый нижний угол карты легенде. Риган невозмутимо разглядывал носки собственных ботинок. Один только Доу явственно нервничал, прикусывал нижнюю губу и теребил мальчишеский кадык на тощей шее.
– Может быть, вы скажете нам, для чего мы собрались, Джон? – прервал, наконец, молчание Бухгалтер. – И какое отношение к нашей встрече имеет карта республики?
– Самое прямое. – Джон Доу подобрался, насупился, исподлобья смерил взглядом каждого из остальных. – Карта – иллюстрация к плану, который я составил. И на немедленном принятии которого буду настаивать.
– Настаивать? – недоуменно переспросил Бухгалтер. – У нас здесь не принято настаивать, Джон. Независимость мнений – основа нашей работы. Вы, впрочем, уже однажды столкнулись с этим. Когда…
– Подождите, Дэвид, – прервал Бухгалтера Риган. – Я верно вас понял, Джон? Вы составили новый план, отличный от двух предыдущих, так? И его нам сейчас огласите?
– Верно, именно так, – выпалил Доу. Впервые за день голос у него сорвался и стал тонким, мальчишеским. Именно так, – повторил он уже обычным, бесцветным.
– И где же он, ваш план? – вкрадчиво осведомился Риган.
– У меня в голове. У меня не было времени переносить всё это на бумагу.
Гэри Уотершор внезапно поднялся.
– Остроумно, – саркастически проговорил он. – Вот что, господа, у меня тоже нет времени. Ради этой сессии я отложил отъезд. Мне надлежит быть в войсках, со дня на день мы начнём боевые действия. А мы с вами здесь сидим, слушаем небылицы. Вам следует учиться искусству руководства, Джон. Руководства страной, а потом уже изобретать всяческие планы. Столь сложные, что не размещаются на бумаге.
– Сядьте, мистер Уотершор.
Голос Джона Доу остался таким же невыразительным, как всегда, но прозвучало в нём нечто такое, что заставило Уотершора замереть на месте.
Джерри подобрался, неожиданно он почувствовал, что сейчас будет сказано что-то крайне и крайне важное. Такое, от чего нельзя будет отмахнуться, как от скороспелых умствований не оперившегося ещё птенца. Остальные, видно, поняли это тоже. Риган подался вперёд, безразличие исчезло из его взгляда. Дэвид Самуэльсон промокнул носовым платком внезапно вспотевшую лысину, откашлялся.
– Говорите, Джон, – спокойно предложил Бухгалтер. – Мы вас слушаем.
– Я предлагаю, – Доу подался вперёд, упёр локти в столешницу и выдохнул: – Остановить Великий Круг. Сегодня, прямо сейчас.
Джерри ошалело потряс головой. Он ожидал чего угодно, но только не этого. Великий Круг и необходимость его совершать были незыблемым правилом, законом, сущностью. Тем, что впитывается с детства в каждого, не вызывая сомнений, не терпя толкований и попросту не подлежа обсуждению. Великий Круг был такой же принадлежностью мира, как неподвижный, застывший в зените Сол и ежедневно плывущий с востока на запад Нце. Великий Круг был незыблемым и непререкаемым. Он – был.
– Вы в своём уме, Джон? – наклонился вперёд Риган. – Вы отдаёте себе отчёт в том, что именно сейчас сказали?