Код Альфа
Шрифт:
Рука опустилась сама. Стася оттолкнула парня, давая ему возможность сбежать и уставилась на избитого четверкой, не видя его. Она смотрела на себя со стороны и видела животное, что уподобилось другим животным, существо, что пошло на поводу отрицательных энергий, уставшее, измученное… но разве это повод?
Ей стало горько и противно самой себя. Чуть не испачкаться, чуть не испачкать тех, кто за спиной и смотрит на нее, и верит — она не подведет. И сорваться, поддаться стадному чувству отупевших, оболваненных, выпестованных на самых худших примерах, будто ничего она в жизни, кроме этой грязи не видела, будто слаба и недалека, как они!
Стыдно, капитан, — поморщилась.
И,
— Вставай.
Тот истолковал ее жест по-своему — дрожащей, окровавленной рукой начал спешно копаться в своем кармане и вытащил кусок белого пластика, протянул.
Стася непонимающе нахмурилась.
— Зза-а помощь.
Рука женщины опустилась.
Ну, вот и плата. Собирай.
Стася с укором посмотрела на него:
— А за пролитую кровь, за жизнь, за то что дышишь?
Парень непонимающе моргнул, подумал и полез за второй картой.
Женщине стало горько до слез и жалко этих человечков, мир, не знающей иных отношений, чем торговых. И как ни странно — себя, в рекордные сроки докатившейся до однородности с этой массовкой людского болота.
— Все продается, да? Купи себе сострадание и человечность, — бросила с печалью и вышла.
Здорово освежилась.
Станислава постояла в коридоре раздумывая, не лечь ли спать в таком виде. И решила, что это будет окончательной капитуляцией, падением, поэтому есть у нее силы — нет, хочет она спать, кушать или нет, но сначала она пойдет в другой сектор, примет душ, выстирает форму, а потом будет сетовать на усталость, голод и прочие неудобства.
Она привела себя в порядок, попила воды, морщась от противного привкуса железа и какого-то химического вещества и, пошла в свою комнату. Конечно, вода на завтрак обед и ужин не выход, но иного пути хоть немного утолить сосущее под ложечкой чувство голода она не находила. Стася вообще смутно представляла последствия голода, так как никогда его не испытывала. И поэтому не думала о плохом, а воспринимала свое состояние как исследователь, четко фиксируя любые изменения. Легкое головокружение было даже приятно, негативные эмоции вяло проявляли себя, не имея базы для развития, ведь даже на то, чтобы по настоящему разозлиться нужны силы. Смущали лишь мысли о пище, что становились все более навязчивыми. Она прогоняла их, но они настойчиво возвращались. В такие минуты, она чувствовала себя монашкой искушаемой демоном и немного забавлялась, подтрунивая над своим организмом и воображением.
Так было проще держаться, проще контролировать себя.
Она уже понимала, что голод сильное чувство, мучительное, порабощающее, сравнимое разве что с яростью в своем апогее… или любовью. Оно не просто испытание воли человеческой, гордости или уважения к себе, но как мина замедленного действия, подложенная под всю составную личности способно подорвать в любой момент ценности, на которых она основывается, понятия морали, осознание себя человеком, и превратить его в животное. Только дай слабину, только дай голоду бразды правления собой.
В эту минуту она поняла Гаврика, способного унизится за пачку печенья, и испугалась. Ей показалось это началом деградации, ломки личности. Первая мысль была — снять линзы. Если она сорвется, если унизится, то пусть это никто не видит, не узнает. Вторая — возмущение на первую: ты уже сдалась, готова танцевать за пищу?
Стасю передернуло: как быстро в клоаке сдают позиции чистые энергии, приоритеты начинают шататься. Но полно, виновны ли в том факторы психоэнергетические, общественное бессознательное, аура стаи или это дело рук самого человека, который кажется себе сильным, а на деле оказывается слабым? Стая состоит из особей, общество, состоит из гражданина, так кто же формирует это общество и этого гражданина?
Может ли один противостоять массе и изменить казалось бы, неизменное, монументальное в своей мрачной подавляющей, воспротивится вирусам чумной деградации как клетки так и организма? Может. Она уверена в том, может! Даже самый густой мрак способен отойти и развеяться, уступив место свету, и то что в темноте бурчало, страшило и давило, при свете вызывает смех и удивление себе самому. Как мог бояться фантомов, теней, поддаваться влиянию видений, надуманному себе самому?
И не нужно ждать «свет» снаружи, нужно найти его внутри себя. Даже в самом опустошенном состоянии, в самой жуткой подавляющей ситуации — маячок все равно есть, все равно работает, только не сдавайся — ищи.
И она нашла.
Эксперимент, — решила Стася. Так проще выдержать и продержатся, так больше шансов не только сохранить себя, но пусть одному, двум подарить сомнения в норме их мышления, правоте жизни которой живут, заставить думать и реально смотреть на мир. И научить тому, что от рождения дано любому человеку — свободе и любви. Любви к себе и окружающим, к миру, даже к палачам. Какая тьма такой свет выдержит? Свободе веры, слова, мысли. Какой режим тогда не пошатнется?
Женщина приободрилась и перестала гнать от себя понимание, что ей не выбраться, ее не вытащат. Невозможно: неизвестно как, чревато — не исследовано, не налажено. Поэтому в параллели экспедиций не было. И нечего ей ждать, а нужно делать. По тем данным, что получают ученые, служащие оуоробо через нее, они смогут воссоздать картину этой реальности, создать базу для изучения и возможно, смогут противостоять экспансии и влиянию этого мира на свой.
И нет обиды — есть благодарность. Она не зря живет, жила, а доведется умереть здесь, так тоже не беда — и это будет с толком. Она послужит делу и поймет себя. Лицом к лицу с собой побудет и узнает кто она на самом деле.
Легко быть сильной, цельной личностью в окружении себе подобных, рожденной выращенной в любви и уважении, живущей в мире, где каждый человек воспринят человеком. А ты попробуй, сохрани себя в том мире, где каждый сам за себя, где ты "белая ворона", где ценится не человек, не личность, приоритеты вечных ценностей, а предательство, изворотливость, ложь, подлость. Где человек лишь орудие и средство государства и права только два — родится, умереть. И никому нет дела что ты, как, не интересны мысли, чувства, мнения никто не спросит. Ты зомби. Вещь, предмет, оружие труда, возделывающее чужое поле и не на благо всех, а только лишь хозяина его, а на себя — фиктивно. Попробуй пронеси и сохрани частичку того мира, что напитал и воспитал тебя, фактически взлелеял, как ласковая мать в руках любви, через эту бездну мрака, неверия, злости, корысти, и подари его. Получится?
Стася не знала, но знать и не хотела — появилась цель, а вера укажет к ней дорогу, и глупо задаваться пустыми вопросами. Они что кустарники у дороги, как чертополох — растут и пусть. Среди зарослей дорога только четче.
Тео переодевался, когда Стася зашла в комнату. На обнаженной спине были видны белесые шрамы. Они струились длинными тонкими полосами от лопаток к пояснице, убегали по ребрам к груди.
Что он прошел? Откуда эти раны? — замерла женщина, с трудом сдержав себя, чтобы не прикоснуться с ним. Парень обернулся, хмуро глянул. Натянул футболку, рубаху сверху застегнул и сел, пропуская товарища к постели.