Код Бытия
Шрифт:
Еще раз вздохнув, Ласситер взял из пачки очередной материал о Каллисте Бейтс – статью из какого-то дамского журнала. В ней воспроизводились ладони четырех знаменитостей, и каждую фотографию сопровождали высказывания известных хиромантов. По мнению этих просвещенных людей, Каллиста страдала от «избыточной меланхолии».
На следующий день Ласситер добрался автобусом до Кембриджа и сошел на остановке прямо напротив Массачусетского технологического института. В ту же секунду он пожалел, что не воспользовался такси. Тонны разбросанной вокруг соли растопили
Нужный Ласситеру офис находился на биологическом факультете колледжа Уитейкера. Торгофф, молодой человек с копной черных волос и жизнерадостной улыбкой, уже ждал. Его одеяние не имело ничего общего с традиционно строгими костюмами преподавателей. На профессоре были синие джинсы, горные ботинки и футболка с двумя идентичными изображениями человека под слоганом:
КЛОНИРУЙ МЕНЯ!
– Прошу прощения за наряд, – произнес Торгофф, вставая и протягивая руку. – Впрочем, я всегда так одеваюсь.
Крошечный кабинет был завален книгами и бумагами. На стенах висели диаграммы, таблицы, тибетский календарь и несколько карикатур, посвященных безумным ученым. С потолка свисала запыленная и потрепанная конструкция в виде двух спиралей, сделанных из зеленого садового тростника и обрезков белой глянцевой бумаги. Она смахивала на самодельную липучку для ловли мух. Рядом со столом располагалось легкое кресло, а на самом столе, среди бумаг, Ласситер заметил кубик Рубика – предмет, который ему не доводилось видеть уже несколько лет. Торгофф указал гостю на легкое кресло, а сам опустился на некий шедевр эргономики, обитый зеленым бархатом.
– Итак, насколько вы осведомлены в генетике?
Ласситер, молча пожав плечами, взглянул на профессора.
– Нет-нет, это не лекторский прием, – поспешил заверить его Торгофф, – потому что, если я примусь рассказывать вам об оперонах или о транскрипции полимеразы в ДНК, то могу потерять в вашем лице ученика. Почему бы вам просто, – он постучал себя пальцем по черепу, – не поведать мне, что у вас там?
Ласситер задумался.
– Мендель. Был такой парень по имени Мендель. И еще – наследственность…
– Отлично! Наследственность – это здорово!
– Доминантные и рецессивные гены…
– И что же это такое? Можете пояснить?
– Нет, но когда-то мог. И кроме того… – Ласситер поднял глаза к потолку, увидел самодельную молекулу ДНК и закончил: – Двойная спираль.
– И вам известно, что это такое?
– Это ДНК, – ответил Ласситер, – хотя, по совести, я знаю гораздо больше о ДНК-анализе, чем о ДНК как таковой.
– И все же попытайтесь объяснить.
– Значит, так… каждая клетка нашего организма содержит нечто, именуемое ДНК. И это самое ДНК уникально у каждого человека. Ну вроде отпечатков пальцев.
– Замечательно, сэр! Что вам еще известно?
– Да, пожалуй, все. Вообще-то я не отличу хромосому от «понтиака».
– Так, так, так.
Торгофф кивал с видом профессионального игрока в гольф, которого попросили провести мастер-класс. Он продемонстрировал несколько своих коронных
– О’ке-е-ей, – протянул Торгофф. – Итак, мы установили, что ваши познания в генетике нельзя назвать исчерпывающими. Ничего страшного. – Профессор пощелкал языком, сложил ладони и произнес: – Второй вопрос: ваша помощница сказала, что вы интересуетесь Барези?
– Верно.
– А чем именно? Вас больше интересует генетика или роль Барези в ее развитии?
– В основном второе… исследования, которые он вел.
– О’кей! В таком случае мы можем забыть о Менделе. Хотя… может быть, и не совсем, потому что Мендель и Барези имели много общего. И тот и другой изучали фундаментальные вопросы, и оба опередили свое время.
– Как это?
– Когда Мендель торчал в саду, наблюдая за своим горошком, публика восторгалась Дарвином, который, как вы, наверное, уже слышали, заявил, что организмы эволюционируют под воздействием окружающей среды. Правда, как они это делают, Дарвин объяснить не смог.
– Зато это сделал Мендель.
– Не совсем, – пожал плечами Торгофф. – Но кое-что он сообразил, например, то, что различные наследственные признаки передаются из поколения в поколение независимо друг от друга. Например, некоторые голубоглазые люди страдают дальтонизмом, а другие, не менее голубоглазые, – нет. Это называется «принципом независимой сортировки». Кроме того, Мендель догадался о существовании доминантности. Он обратил внимание на то, что если скрещивать высокие растения с низкорослыми, получаются высокие особи, а не усредненные. Лишь после того как гибриды скрещиваются один с другим и в дело вступают рецессивные гены, вновь возникают высокие и низкие отпрыски. Вы все еще здесь?
– Здесь.
– Хорошо. Это открытие – дело серьезное. Мендель установил некоторые фундаментальные закономерности наследственности. По существу, он раскрыл одну из древнейших тайн Вселенной, но этого никто не заметил. Все смотрели в рот Дарвину и продолжали заниматься этим еще тридцать лет! До тех пор, пока другие, проведя тот же эксперимент, что и старик Мендель, не обнаружили, что изобретают велосипед. Мендель уже окучил эти поля. Почти то же самое случилось с Барези, – продолжал Торгофф. – Когда Барези проводил свои потрясающие исследования, все смотрели в сторону Уотсона и Крика.
Профессор Массачусетского технологического института взял со стола кубик Рубика и принялся вращать, не прекращая лекции.
– Барези получил степень доктора биохимии, когда ему было, кажется, двадцать два. Одним словом, в 1953 году. Для генетики этот год по значению похож на 1776-й. Великий год! Казалось, что некоторые фундаментальные проблемы близки к разрешению. А причиной восторга послужила ДНК, которая обретается в каждой клетке любого живого организма. К тому времени все уже знали, что ДНК – ключевой элемент наследственности. Но как она действует? Каким образом регулирует химические механизмы в клетках? А она ведь способна на многое: синтез протеинов, например, включая аминокислоты, без которых невозможен обмен веществ. Вы все еще слушаете? – поинтересовался Торгофф.