Код да Винчи
Шрифт:
К счастью, хоть Сайлас не знал, кем на самом деле был Тибинг. Монаха ничего не стоило обвести вокруг пальца, заставить поверить в то, что Реми действительно связывает заложника на заднем сиденье лимузина. Когда подняли звуконепроницаемую перегородку между водительским креслом и остальной частью салона, Тибинг позвонил Сайласу, сидевшему рядом с водителем. Заговорил с ним с сильным французским акцептом, убеждая, что это не кто иной, как Учитель, и велел Сайласу укрыться в лондонской резиденции «Опус Деи». Ну а затем было достаточно одного звонка в полицию, чтобы устранить уже не нужного монаха.
Обрубить
С другим «концом» оказалось сложнее. Реми.
Тибингу стоило немалых усилий уговорить себя, что другого выхода просто нет. Реми не раз доказывал ему свою преданность и надежность. Но поиски Грааля всегда требовали жертв. И решение напрашивалось само собой. В мини-баре лимузина стояла небольшая фляжка с коньяком и баночка арахиса. Пудры на дне этой самой баночки оказалось достаточно, чтобы вызвать у Реми смертельный приступ удушья. Он ведь страдал аллергией на арахис в любом его виде. И вот когда Реми припарковал лимузин на Хорсгардз-Парейд, Тибинг выбрался из машины, подошел к передней дверце и уселся рядом с Реми. А несколько минут спустя снова вышел, забрался на заднее сиденье и уничтожил все улики. А затем отправился завершать свою миссию.
До Вестминстерского аббатства было недалеко, и хотя металлические костыли Тибинга и спрятанный в кармане маленький револьвер «Медуза» заставили сигнализацию сработать на входе, охранники не посмели остановить Тибинга. Неужели заставлять его снять скобы, отбросить костыли и проползать под аркой металлоискателя? Он и без того несчастный калека. Мало того, Тибинг продемонстрировал охранникам веское доказательство своей благонадежности, а именно – документ, подтверждающий, что ему пожаловано звание рыцаря. Бедняги едва не сшибли друг друга с ног в стремлении угодить инвалиду-лорду, пропустить его в собор.
Теперь же, глядя на растерянных Лэнгдона и Невё, Тибинг с трудом удерживался от хвастливых признаний в том, как хитроумно подключил «Опус Деи» к разработанному им плану по разоблачению всей Христианской церкви. Нет, с этим можно и подождать. Прямо сейчас следует заняться делом.
– Mes amis, – произнес Тибинг на безупречном французском, – vous ne trouvez pas le Saint-Graal, c'est le Saint-Graal qui vous trouve [70] . – Он улыбнулся. – Нам по пути. Сам Грааль нашел и объединил нас.
70
Друзья мои, не вы находите святой Грааль, это святой Грааль находит вас. (фр).
Ответом ему было молчание.
Тогда он заговорил с ними шепотом:
– Послушайте. Неужели не слышите? Это голос самого Грааля взывает к нам через века. Он молит, чтобы мы спасли его, вырвали из лап Приората. Вам выпала уникальная возможность. На всем белом свете не найдется трех таких людей, как мы, способных разгадать последнее ключевое слово и открыть криптекс. – Тибинг на секунду умолк, глаза его горели. – Мы должны дать друг другу клятву верности. Клятву узнать всю правду и поведать о ней миру.
Глядя прямо в глаза Тибингу, Софи заговорила ледяным тоном:
– Никогда не стану клясться в верности убийце моего деда. Могу поклясться ему разве что в одном: сделаю все возможное, чтобы вы отправились за решетку.
Тибинг помрачнел и после паузы произнес:
– Жаль, что вы так настроены, мадемуазель. – Затем обернулся и наставил револьвер на Лэнгдона. – Ну а вы, Роберт? Вы со мной или против меня?
Глава 100
Епископу Мануэлю Арингаросе к физическим страданиям было не привыкать, но жгучая рана от пули в груди поразила его в самую душу. То ныла не плоть, то страдало уязвленное сердце.
Он открыл глаза, но слабость и дождь замутняли зрение. Где я? Он чувствовал, как чьи-то сильные руки обхватили его за плечи, тащат куда-то его безвольное тело, точно тряпичную куклу, черные полы сутаны развеваются на ветру.
С трудом подняв руку, он протер глаза и увидел, что это Сайлас. Огромный альбинос тянул его по грязному тротуару и взывал о помощи душераздирающим голосом. Красные глаза слепо смотрели вперед, слезы градом катились по бледному, забрызганному кровью лицу.
– Сын мой, – прошептал Арингароса, – ты ранен?
Сайлас опустил глаза, лицо его исказилось от боли.
– Я так виноват перед вами, отец! – Похоже, ему даже говорить было больно.
– Нет, Сайлас, – ответил Арингароса. – Это я должен просить у тебя прощения. Это моя вина. – Учитель обещал мне, что никаких убийств не будет, а я велел тебе во всем ему подчиняться. – Я слишком поторопился. Слишком испугался. Нас с тобой предали. – Учитель никогда и ни за что не отдаст нам Грааль. Сайлас подхватил его и нес уже на руках, епископ впал в полузабытье. Он вернулся в прошлое, видел себя в Испании. Скромное, но достойное начало: он вместе с Сайласом строил маленькую католическую церковь в Овьедо. Видел он себя и в Нью-Йорке, где возносил хвалу Создателю, организовав строительство штаб-квартиры «Опус Деи» на Лексингтон-авеню.
Пять месяцев назад епископ Арингароса получил пугающее известие. Дело всей его жизни оказалось под угрозой. Он до мельчайших подробностей помнил все детали, помнил встречу в замке Гандольфо, круто изменившую его жизнь… С того страшного известия все и началось.
… Арингароса вошел в Астрономическую библиотеку Гандольфо с высоко понятой головой, будучи уверен, что здесь ему воздадут по заслугам, увенчают лаврами, поблагодарят за огромную работу, что он вел как представитель католицизма в Америке.
Но встретили его лишь трое.
Секретарь Ватикана. Тучный. С кислой миной.
И два высокопоставленных итальянских кардинала. С ханжескими физиономиями. Чопорные и самодовольные.
Секретарь? – удивился Арингароса.
Секретарь, ведавший в Ватикане юридическими вопросами, пожал епископу руку и указал на кресло напротив:
– Присаживайтесь, пожалуйста.
Арингароса уселся, чувствуя: что-то не так.
– Я не большой любитель светской болтовни, епископ, – начал секретарь, – а потому позвольте сразу перейти к делу и объяснить, зачем вас сюда вызвали.