Код Дурова. Реальная история «ВКонтакте» и ее создателя
Шрифт:
Глава 2
Архитектор
Очередь извивалась от «Капитанского мостика» на лестнице – через коридор «Школы» с ее досками объявлений, завешанными подрагивающими от сквозняков листами («Студенческая карта ISIC», «Семинар по финно-угорским диалектам переносится», «Двоечников, не сдавших хвосты до пятницы, повесят в деканате»), – и тянулась до дверей «Евразии», то есть аудитории № 215. Здесь толкались, делая вид, что с иронией относятся к обстоятельствам, блондинки, брюнетки, рыжие, миниатюрные и дылды – короче, все студентки филфака и востфака, которые сочли себя достойными конкурса. Приклеенная к стене афиша звала на «студенческий
Время от времени дверь выпускала отстрелявшихся, и к ним подбегали из очереди:
– Что там? Пели-танцевали?
– Да нет, просто говорили.
– Говорили?
– Ну да, говорили, как собеседование.
– А кто они, симпатичные?
– Ну такие, вполне, хи-хи. Дали визитку, смотрите…
Толпа рассматривала черные карточки, напоминавшие те, что имели хождение в гарвардском студенческом клубе. На одной было напечатано «Durov.com Club – Ilya Perekopsky, Vice President». На другой, собственно, – «Pavel Durov, President». Ничего больше.
Те, о ком сплетничала очередь, еле ворочали языком, скулы сводило от болтовни. Они сидели за партой. Первый – коротко стриженный шатен в поблескивающих оправой очках. Второй – бледный брюнет в черном, волосы на прямой пробор, кажется, близорукий. Солировал он.
Зашедшую в аудиторию жертву приглашали к парте. Брюнет демонстрировал рассеянную, чуть неестественную, но в целом убедительную улыбку и спрашивал голосом самоуверенного старшеклассника – про литературу, музыку, философию, вкусы. Какое у вас хобби? Танцы? Ну-ну. Периодически он сбивал ответчиц парадоксальными вопросами, выставлял их убеждения примитивными – короче, вредничал и издевался.
Если конкурсантка о чем-то переспрашивала, он смотрел на нее, пока она говорила, кивая и держа взгляд. Когда вопрос был задан, он продолжал молчать, чуть щурясь и как бы убеждаясь, что соискательница уже закончила. Если требовались размышления (обычно нет), смотрел в сторону, а потом отвечал слегка разухабистым, напористым, но непременно вежливым тоном, из которого нельзя было понять, прошла девушка в следующий тур или нет.
Товарищ вредного чернеца (им был Дуров), Илья Перекопский, поддакивал и шугал мужской пол, заглядывающий в аудиторию с саркастическими, а иногда идиотскими лицами. Кроме этого, он прикидывал, отчего их конкурс выстрелил. Да, на филфаке отсутствовала всякая студенческая активность – и вдруг такое шоу. Да, афиша выглядела не хуже плаката к блокбастеру – черный фон, стальные буквы и логотипы модных спонсоров, которые обещали, что мероприятие статусное. Но аншлаг-то откуда?
Перекопский также размышлял и о том, что, конечно, найдутся обиженные и поднимется народный фронт: «Честные женщины против сомнительного конкурса». Но, во-первых, они покажут декану, на что способны, а во-вторых, как бы то ни было, перезнакомятся с лучшими красавицами факультета. Красота – страшная сила, прелестные кадры объединяют компании, вокруг них вьются активные парни.
Их с Дуровым девушки не принимали участия, считая конкурс чем-то ниже своего достоинства. Но и сцены ревности не закатывали. Дуров учил Перекопского, что отношения надо строить так, чтобы женщины не влияли на творческие эксперименты, к которым имеют гораздо меньше способностей, чем мужчины, и не перехватывали власть. Перекопский был поражен тем, что Дуров как-то в воспитательных целях не разговаривал со своей девушкой две недели.
Впрочем, резоны «приязнь декана» и «знакомство с бьюти-активом»
Отсеяв пятьдесят симпатичных и остроязыких филологинь, они выпроводили последнюю конкурсантку, заперли аудиторию и отправились готовиться к следующему туру.
Перекопский явился в Петербург из металлургического города Череповца, где окончил лучшее заведение и был натаскан репетиторами. Родители сняли ему квартиру недалеко от Сенной площади и высылали денежное содержание. Перекопский любил деньги, хотел зарабатывать их много и английский язык учил не ради красот, а для деловых связей.
Главная такая связь его жизни установилась в первый же день. Вместе с толпой поступивших Перекопский влился в узкий холл двухэтажной усадьбы, миновал бюсты первых деканов востфака и филфака Александра Казем-Бека и Бодуэна де Куртене и вскоре очутился во внутреннем дворе. Его критический глаз исследовал курс в поисках товарищей.
Товарищи не находились. Один, когда разговаривал с людьми, смотрел в землю. Другой, как в анекдоте про разницу между программистом-интровертом и программистом-экстравертом, смотрел не в землю, но на туфли оппонента. Третий оказался церемонным мажором. Зато наличествовала туча, тьма, стая прекрасных девушек, как и полагается на факультете невест.
И тут толпа извергла из себя Дурова – этакого джокера без легко считываемых свойств, в белой рубашечке. Они как-то стихийно познакомились и разговорились. На первой лекции сели вместе, и их объединило легкое жжение от открывавшихся университетом возможностей и вообще от новой жизни, которая началась и продлится пять лет.
После занятий сутулый мальчик с первой парты шел с новым приятелем через Дворцовый мост до метро «Невский проспект» и, как вспоминал потом Перекопский, трещал про свои общеобразовательные классы и пересказал полжизни. Уроженец города хоккея и едкого дыма из труб умудрялся вставлять какие-то фразы в этот монолог, но редко.
Я повторил их путь от филфака до «Невского проспекта»: 3500 метров, полчаса быстрым шагом с поправкой на ветер. Если Дуров столько проболтал с впервые встреченным человеком и увлек его, это означало лишь одно – сидя на первой парте, он прослыл социопатом потому, что в школе мало с кем хотелось говорить. Ни в классах, ни на озере Зеркальном не встретилось удобного характера, устремленного к проектам, напрямую связанным с людьми и их потребностями.
Перекопский был удобен. Он сразу понял, что Дуров обдумывает далекоидущие идеи и ставит цели точнее, но при этом не любит рутинную работу, необходимую для воплощения этих идей. Роль второго лица в тандеме Перекопского устраивала.
Как-то раз, отвечая на опрос: «Для чего нужно чего-то добиваться?» – он написал: «Чтобы были деньги. Я их коллекционирую. Нужно же что-то коллекционировать?»
Прагматик и визионер осознали, что полезны друг другу, имеют взаимодополняющие сильные стороны, и сдружились.
Сначала их устремления не поражали размахом. Амбиции касались, например, двора факультета – сада со скульптурами и скамейками, где на переменах болтали филологи. Каждый день рядом со скульптурой «Перекур» дискутировал кружок американцев, которые учат русский. Почему-то филологи не снисходили до знакомства с носителями языка, а Дуров с Перекопским увидели в этом шанс перейти на более высокий языковой уровень.