Код одиночества
Шрифт:
– Я не Маша, а Варя, – попыталась возразить девочка, но Райх ее уже не слышал – режиссер, раскрыв рот, громко храпел в пьяном забытьи.
Сценарий был написан за четыре недели. Забрать его явился кремлевский курьер, а несколько дней спустя Райх был вызван на дачу вождя, где тот вручил ему испещренную красными пометками рукопись. Изменить требовалось многое, но Генрих Олегович, обычно рьяно сражавшийся с цензурой за каждую сцену и каждую реплику, безропотно принял исправления вождя.
Сразу после Нового года начались съемки. Варя как-то спросила, сможет ли она сыграть какую-либо иную роль (сирота-пионерка
– Товарищ Сталин увлечен своим «проектом», и пока он не разрешит, других фильмов ни для тебя, ни для меня не будет.
Глава 28
Если раньше Варя любила свою роль, то со временем стала ненавидеть Машу. Да и главная героиня из озорной, непослушной, доброй девочки превратилась вдруг в рьяную пионерку, поучающую всех и вся и готовую пожертвовать жизнью ради разоблачения иностранных шпионов и врагов народа. Ей даже пришлось держать в руках оружие – в конце второй части Маша палила из двустволки по лощеному типу, прибывшему в Советский Союз с целью крупной диверсии на военном заводе, где Маша работала токарем.
Вторая часть фильма была также крайне успешной, хотя не в такой степени, как первая. Еще до того, как она вышла на киноэкраны, Райх принялся за съемки третьей, но та провалилась в прокате: уж слишком много было в ней казенных штампованных фраз, нереальных событий и приторных монологов в честь Советской власти и товарища Сталина. Поэтому вождь потерял интерес к «проекту» и, вызвав к себе Райха, сказал, что неплохо бы подумать о фильме, основанном на русской истории.
Варя была рада, что эпопея с Машей Колесниковой закончилась. Первая часть стала всенародно любимой, вторую тоже иногда крутили, но на нее зрители не валили толпами, а третья сразу после премьеры исчезла с экранов кинотеатров и легла на полки Госфильмофонда. Варя никогда не говорила об этом с Райхом, однако понимала: неуспех второй и крах третьей части связаны с тем, что сценарий был переписан не кем иным, как вождем всех времен и народов. Но произнести подобное вслух было очень опасно: подрастающая Варя знала, что и для нее, и для Генриха Олеговича это может закончиться катастрофой.
Историческая кинолента снималась долго и вышла на экраны только в 1935 году. Варе к тому времени исполнилось восемнадцать, она играла в фильме властительницу Киевской Руси княгиню Ольгу, после смерти мужа ставшую во главе государства и успешно отражавшую нападения врагов. Игра Вари получила признание критики, но зрители картину не оценили: уж слишком она была длинной, мрачной по настроению, сложной для понимания и, по мнению многих, нудной – никакого сравнения с веселыми приключениями пионерки Маши.
Поэтому с самого верха было приказано немедленно заняться теперь повышением духа советских граждан и снять комедию. Что и было сделано: лента под названием «Любовь и песня» стала подлинным хитом 1936 года. Варя в ней изображала доярку Валечку, приехавшую из деревни в Москву, в гости к дальнему родственнику-профессору. Зрители хохотали, надрывая животы, наблюдая за похождениями Валечки, которую отчего-то приняли за известную ученую, да и товарищ Сталин выразил свое одобрение, наградив Райха и Варю орденом Красного Знамени.
Варя из девочки-подростка превратилась в молодую красивую женщину. Она хотела продолжить образование и колебалась между Театральным училищем имени Щукина и ГИТИСом, но Райх сказал ей:
– Товарищ Сталин внимательно следит за твоей судьбой. Ты, наряду с Орловой, его любимая актриса. И он считает... – Режиссер сделал паузу и добавил: – Он считает, что ты не должна портить свой талант. Именно так Иосиф Виссарионович и сказал. Ты – самородок, что ясно всем, а по мнению вождя, обучение в театральном училище или институте только разрушит твое дарование. Я пытался переубедить товарища Сталина, однако он не привык повторять одно и то же дважды. Он сказал, что вместо того, чтобы терять попусту время, мы с тобой должны радовать руководство страны и партии и весь советский народ новыми картинами. Поэтому в ближайшее время начнутся съемки очередной музыкальной комедии.
– Но, Генрих Олегович, – взмолилась Варя, – не могу же я остаток жизни играть роли глупых доярок или героических комсомолок! Я чувствую, что мне надо многому учиться, и наличие таланта только обязывает меня к этому. И мне так хочется оказаться на театральных подмостках, воплотиться в одну из героинь Шекспира, Чехова, Ибсена...
– О театре забудь, – отрезал Рейх. – Товарищ Сталин театр не любит, считая его буржуазным реликтом. Жители Страны Советов предпочитают кинематограф, а именно легкие лирические комедии и неуемно-пафосные драмы.
– Генрих Олегович, а если я напишу товарищу Сталину письмо? – едва не плача, спросила Варя. – Объясню ему свои сокровенные желания...
– Этим ты подставишь под удар не только себя, но и меня, – ответил устало режиссер. – Разве ты не видишь, что творится вокруг? Сталин любит тебя и меня, но только до тех пор, пока мы снимаем фильмы, которые ему по вкусу. Стоит только воспротивиться или сделать что-то не так, то нас...
Он не договорил, но Варя и так поняла: о ночных визитах НКВД, об арестах, в том числе и в среде интеллигенции, она была наслышана.
– Музыкальные комедии и благосклонность вождя помогут нам пережить тяжелые времена, Варя Птицына, – заявил Райх.
И Варе пришлось забыть о своей мечте: пожелание Сталина было равносильно приказанию.
Чем глубже страна увязала в трясине всеобщего страха и повального террора, тем больше на экранах появлялось легковесных комедий: жить становилось отнюдь не лучше, однако действительно веселее. Но то был смех висельника, улыбка превращалась в сардоническую, а хохот сопровождался клацаньем зубов и затворов винтовок.
Одна кинокомедия следовала за другой: для Вари это походило на заколдованный круг. Какой она была, однако, наивной, когда мечтала о большой карьере и всесоюзной славе! Реальность превзошла ее мечты, даже самые смелые, но стала ли она счастливой? Одиночество превратилось в ее вечного спутника...
Варвару узнавали на улице, в магазинах, в метро. Со всей страны ей приходили письма, полные слов восхищения и любви. Она дарила людям надежду, хотя сама знала, что жизнь в фильмах – подложная, фальшивая, неискренняя, и намеренный обман в особенности угнетал Варю. Она больше не говорила с Райхом о своем желании сыграть в театре или исполнить роль в серьезной картине. Режиссер тоже давно понял, что обречен снимать комедии для советского народа, а в первую очередь – для товарища Сталина.