Код Омега
Шрифт:
Стасе стало тяжело, полет закончился и слышно было сердца стук, боль появилась в шее и руках.
— Снимите цепь!
Ее освободили. Арлан прижал ее к груди:
— Скажи, сколько дней ты здесь?
Почему ему это так важно?
— Скажи же, не упрямься! Хотя бы больше сорока?
Она нахмурилась — сто раз за этот срок скончаться можно.
— Не-ет… Намного меньше? Намного?
Что же ты пристал? Чего ты хочешь?
Он сник, как будто что-то потерял, и сжал ее так крепко, что она невольно застонала.
— Но хоть не меньше двенадцати?…
Ну, надо же? — почти удивилась и вздохнула. Пятно опять увидела и поплыла к нему. А он не дал, накрыл губы губами, но не целовал, а будто наливал тело свинцом. Потом схватил на руки и понес куда-то.
— Плевать на все! Не отпущу! — почти что прокричал, укладывая женщину на постель. Русанова не слышала. Звон стоял в ушах, приятный, как мелодия чудес. И то пятно перед глазами, то Чиж — Арлан, а она меж ними плавала. И будто мяч билась о землю — его губы и взлетала ввысь — к манящему кругу.
Стася очнулась от треска дров в камине и приподнялась, села, с недоумением разглядывая спину мужчины: белую рубаху с широкими рукавами, волосы, лежащие на плечах.
Николай?
— Стася? — он повернулся, улыбнулся чуть виновато. Прошел к постели и присел на край. — Как дела? — взгляд, словно сканинг пробежал по телу от макушки до пят.
— Стася? Уже не Стесси?
— Обвиняешь? Я заслужил. Подумать только — одна буква. А за ней целый мир. Знаю, не говори, — приложил палец к ее губам, пресекая желание высказаться. Погладил щеку, любуясь. — Виноват… Не захотел, не видел, а ведь заподозрил. Как странно, правда? Один промах, досадное недоразумение, а за ним, как ком снега, катится беда. И цепь событий складывается из просчета, такая что подумать невозможно. Тот ком пустила Стесси, а мне теперь приходиться катить его обратно, в гору. Не понимаешь? — улыбнулся. — Ты еще дитя.
— Что за странные метаморфозы? Ты хотел меня убить.
— Нет, ты не поняла, я не разглядел. Не знал, что Стесси, что задумала — успела. Я, правда, не подумал, что она себя убьет. Но ненависть слепа, хоть так, но насолить. Но что теперь? Она исчезла, а мне тебя вернула. Правда, обойтись без каверз не могла и нам теперь нужно быть очень осторожными.
— Ты говоришь загадками. И не понятно с кем.
— С тобой, — он улыбался удивительно светло и сам, казалось, светился.
"Мне снится".
— Нет.
— Ты слышишь мысли?
— Как и ты.
— Откуда знаешь?
— Тео, Чиж.
— А их откуда? — насторожилась, попыталась встать, но Арлан не дал, уложил насильно. — Нельзя вставать, — зашептал, придерживая как ребенка. — Пока нельзя. И объяснения потом. Все слишком тонко. Я века, тысячелетия не вмешивался, а тут виновен, пренебрег законом и не знаю, чем то отзовется. Рано нам мечтать, чуть потерпи. Все будет, дай лишь срок.
Он умолял. Возможно ли такое? Что с ним произошло?
— Я из другого мира…
— Конечно, — заулыбался, перебирая ей волосы, гладя пальцем щеку.
— Не из вашего.
— Конечно.
— Мне нужно вернуться…
— Нет, этого не будет. Я совершаю преступление и знаю, что за это поплачусь. Но ты останешься со мной.
— Мне нужно вернуться.
— Зачем?
— Странный вопрос. Зачем ты возвращаешься в свой замок? Зачем солнце садится и встает?
— А оно встает? — он веселился, вгоняя Стасю в недоумение.
— Встает, — протянула растерянно. Ему еще и прописные истины втолковывать?
— Угу, — не скрыл улыбки, но взгляд отвел и начал на виске женщины локон накручивать на палец. — Не прожигай меня взглядом. Я слова больше не скажу. Не время. Сначала пусть определится все с тобой, потом поговорим.
— А что со мной не так? Я чувствую себя прекрасно.
— Я рад. Но не спешу вздохнуть спокойно. Слышала про игру "перетягивание каната"? Стесси ее устроила.
— Ты ненавидел ее?
— Нет, презирал.
— Ты убиваешь людей, она, насколько поняла — нет.
— Не стоит об этом. Не сейчас. Ты все равно не поймешь — рано. Давай сначала победим в игре, что Стесси завещала. Только это меня заботит, остальное ерунда. Закономерно и необратимо.
— Кто ты?
— Твоя любовь, — довольно улыбнулся.
— Самонадеянно.
— Но в точку, — засмеялся.
— Мне это снится, — головой качнула.
— Но проснуться я тебе не дам, — заверил. — А теперь… поиграем в шахматы?
— Во что? — он, видно, шутит. Или всерьез решил ее развлечь? Останется в спальне на всю ночь? — Чертовщина.
Арлан рассмеялся и словно из-под кровати вытащил шахматы, поставил на постель доску с уже расставленными фигурами:
— Мне нравится вас слушать. Когда вы приходите оттуда, несете порой такую чушь. Но забавную.
— Я не одна?
— О, да.
— Часто заглядывают?
— Э-э-э, — глаза смеялись и любовались одновременно, их блеск лукавый Стасю настораживал, будил тревогу.
— Ты странный, как мир, в котором живешь. То убиваешь ничего тебе не сделавших людей, то прощаешь покусившегося на тебя. Устраиваешь фактически пытки, а потом вдруг готов развлекать и мил, почти белый и пушистый.
— У каждого свои странности.
— Согласна, но очень не люблю головоломок. Чуть меньше, чем когда говорят «а», а про «б» не заикаются, уходят от разговора.
— Когда же это было?
— Только что!
— Ты злишься? — его это удивило и позабавило.
— Мне не смешно! Твои приспешники, вернее, один ярый слуга своего господина, герцог второй или седьмой… Плевать, хоть двадцать первый! Он сжег ядом внутренности моего напарника. Зачем? Он был единственной ниткой, что связывало меня с домом. Мне нужно вернуться. Ответь прямо, не юли: ты знаешь хоть одного из моего мира?
— Твоего? — взгляд в сторону и чуть задумчив. Посмотришь — вспоминает, но чудилось Стасе — думает, как бы ответить, чтобы ответ был, но и не было его. — А как мне отличить кто из какого мира? Я как-то не задавался подобным вопросом, мне, знаешь ли, было все равно, как и тем, кто появлялся.