Код Омега
Шрифт:
— Ну, это как раз понятно и объяснимо. Ты птица, видимо, ученая, состав вашего воздуха знаешь?
— Эфир.
— Еще скажи: веселящий газ.
— Какая разница?
Стася вздохнула, как-то вдруг и разом ей расхотелось с вороном болтать. Ноги ее вперед несли, а душа рвалась обратно. Шаг, другой, и это противоречие переросло в серьезную борьбу души и тела.
"Что за ерунда?" — остановилась у сосны и ни шагу вперед.
— Вернемся? — заглянул в лицо ей ворон. Женщина осела у корней и тяжело уставилась перед собой:
— У меня проблемы, — протянула.
— Угу, — заверил Виваче и отлетел на куст смородины, заманенный спелыми ягодами. Хорошо ему — что захотел — то сделал, а ей мучиться выбором, метаться между «надо» и «хочу». Надо уходить, искать выход домой, а хочется остаться, вернуться к Николасу, пусть опять в разлагающую тишину, покой и негу. Надо понять, где она, что происходит — чтоб выбраться, а хочется прижаться к груди Арлана и наплевать на весь алогизм происходящего.
— Ягод хочешь? — спросил ворон, алчно разглядывая гроздья смородины, крупной, как вишня.
— Нет, — подумала и попросила. — Скажи мне, где я, скажи мне правду. Мы вернемся?
Ворон замер с ягодкой в клюве, неспешно сглотнул ее и выдал:
— Как тебе ответить, если ты сама не знаешь, что ты хочешь? Определись, пойми, что главное для тебя, тогда уж задавай вопросы.
— Понять, где я?
— Нет.
Стася подумала и кивнула: прав — где она, дело третье.
— Как выбраться?
— Нет.
— Что здесь происходит?
— Нет.
— Что Арлан мне?
— Нет.
Ворон начал терять интерес к ней и приглядываться к плодам, цапнул ягоду.
— Кто я?
Виваче замер и пристально уставился на Стасю, а та похолодела от вопроса, что шел на ум, как не гнала она его. И вроде задави, отправь обратно в дебри разума, а он никак:
— Я… сошла с ума? — прошептала, сама себе не веря, не желая верить и понимая ясно, четко — да. — Не может быть. Скажи: неправда. Я просто сплю. А вы иллюзия: ты, Арлан, этот мир.
Виваче сглотнул ягоду, помялся и спрыгнул на землю, затоптался на траве:
— Нет. И да. Здесь все возможно, и каждый живет, как желает, но сумасшествие ли это? Нет. Свобода.
— Я жила в свободном мире, — качнула головой. — Ваш — иной.
— Да. Но ведь и один человек не похож на другого, и дерево на дерево, травинка на травинку.
— Дело не только в этом — во мне. Я словно потерялась — то ли брежу, то ли сплю. Сама себя не узнаю.
— Все потому, что продолжаешь бег. Раньше бежала к цели, теперь же от нее. Ну, что же не сиделось? Стоило ли уходить, третировать Арлана и вызывать меня, коль мы ушли не больше, чем на полмили? И сидим! Чего сидим?
Русанова плечами пожала, признавшись честно:
— Не знаю, куда идти. Сомерсби? Вроде надо, а… зачем? Искать выход домой? То же самое — зачем. Абсурд — вдуматься, но факт.
— Противоречья колобродят?
Ответить было нечего. Сам факт: патрульная в сомненьях — позор.
Женщина поднялась и с трудом двинулась вперед, хотя назад тянуло.
— Ты видел кого-нибудь из моих? — спросила ворона, что тактично промолчал, не напоминая своего вопроса. Устроился на плече и зорко в чащу смотрел.
— Много.
— Как их найти?
— Мы к герцогу шли, — напомнил.
— Сначала к своим.
— Угу. Тогда еще правее, вон тропка.
— И что там? Хочешь сказать: поселение моих соотечественников?
— Кха! Центр Времени и Пространства.
Русанова нахмурилась, недоверчиво глянув на Виваче: Центр? Времени и Пространства? Здесь?
И прибавила шагу.
Ворон не обманул. Немало времени прошло или совсем чуть-чуть, но они вышли на дорогу из беттапластика. Ровная, ведущая за лес, а здесь словно обрезанная лента. Стася покружила, разглядывая край шоссейки и прикидывая: кто, с какого ума беттапластик проложил в лес и сделал тупик. К чему? А, впрочем, что голову ломать, она и так полна загадками, что каждый час здесь одаривает щедро. И двинулась вперед, подумав, что хорошо бы было переодеться. А то ввалиться в этот центр в пеньюаре на босу ногу — хохоту будет!
И чуть не растянулась на дороге, запнувшись от увиденного — нормальных, привычных ее глазу высоких ботинок на своих ногах. Оглядела ноги, руки, ощупала грудь — нет, не мерещится, она в обычной форме.
— Виваче, что за чертовщина?
Тот хрюкнул:
— Эх, невежда. Сама ж подумала! Сама хотела! Кхе! Ну, чего застыла чучелом, пошли!
— Н-да, — зашагала, специально шлепая подошвой о пластик, чтобы лишний раз убедиться — настоящие ботинки, настоящее шоссе. И она в разуме, идет, а не спит, не бредит, не страдает паранойей. — Паронормальная параллель?
— Еще одна версия? К-ха-ха! Умора, право! Теодору расскажу, пусть посмеется. За-аба-авный анекдот.
— Ладно. Допустим, я в норме, то, что вокруг, тоже — норма, тогда почему не складывается? Так не бывает. Не бывает, что подумал и тут же получил. Трупы не исчезают, стоит только прикоснуться, люди не испаряются в мгновенье ока и не появляются вмиг, птицы не умеют разговаривать. Это факт! Черт вас всех побери — факт!
Виваче заинтересованно уставился на женщину:
— Факт чего?
— Не путай меня, — отмахнулась. — Я пытаюсь рассуждать вслух.
— А, ну, ну.
— Мы шли из технократии, это я помню, а еще четко помню Аттилу… Кой черт он помнится?
— Поворотная точка.
— В смысле?
— Атилла поворотная точка в ходе истории Европы. Это намек.
— Мне? На поворотную точку в моей истории?
— Ага, — с равнодушием бросил ворон, поглядывая по сторонам.
— Допустим, — задумалась женщина. — Но никакого поворота не произошло, я вернулась с ребятами и вновь ушла в параллель… Вроде бы. Подожди, Атилла в момент встречи был на дороге к концу. Немного и его ждала битва на Катлуанских полях, поражение и спад в карьере военного. Потом все к чертям полетело. А я причем? Намек на что? На то, что здесь меня ждал спад и конец карьеры? С чего ради? Мы идем в духовный мир, он противовес технократическому, а наш мир посередине, как уравновешивающее начало. Это логично, это тоже факт. Но нас выкидывает черти где. Связь не работает, хотя чип связи полететь не мог, просто не мог. Но это случилось. Конец? В смысле, мне не выбраться? Отправляли меня, Кира и… кого-то еще, я четко помню, кто-то был еще, но нас осталось двое, потом я одна, из-за этого второго герцога.