Код «Шевро». Повести и рассказы
Шрифт:
— Зачем вы его отпустили? Почему? Ведь похож же, ну очень похож, — недоумевали Стежков и начальник отделения.
— Вполне возможно, — согласился Дедковский. — Но ведь братишка замерзнет.
— А вы в это поверили? Ну, знаете… — Стежков даже поперхнулся от удивления.
Майор улыбнулся:
— Подожди горячиться, лейтенант. От того, что Проскурин-Черненко сейчас окажется в камере, проку будет мало. Что мы ему предъявим? Похож на Проскурина? Но он будет настаивать, что сходство случайное. Что продавал две пары заготовок на Сретенке? Заявит, что не продавал и знать ничего не знает. Заступался
Начальник отделения заметил:
— Не знаю, знакомы ли они, но, как мне доложил Кравцов, разговор между ними был какой-то чудной. Что-то такое о папаше, о шашлыке по-карски… И шипела на него дамочка, что не помог.
— Папаша? Шашлык по-карски? — Дедковский насторожился. — Вот эго уже интересно. Ну-ка, расскажите подробнее. — И, выслушав начальника отделения, попросил: — Пусть кто-то из ваших ребят отвезет Черненко домой. А перед этим зайдет ко мне. Потом мы займемся дамой…
Женщина вошла в комнату не так уверенно и смело, как Черненко. Она была явно растерянна, нервно перебирала в руках цветной шарф. Представилась с натянутой улыбкой:
— Клавдия Антоновна Муравицкая.
— Садитесь, Клавдия Антоновна. Расскажите, что это за история с вами случилась? Почему в коляске вместо мальчика или девочки вдруг оказался тюк с лисьими шкурками?
— Да не знаю я ничего, гражданин начальник. Иду по улице, какая-то женщина остановила меня и просит: «Постой минуточку у коляски, в магазин за молоком забегу». Ну, как тут не помочь? Остановилась, качаю помаленьку коляску-то. А женщины все нет и нет. Десять минут нет, двадцать нет. Полчаса прошло. Я и давай ходить по тротуару, может, думаю, встречу, может, в другой магазин она подалась. А тут товарищ лейтенант… Вот и все.
— Вот что, Клавдия Антоновна. Все это неубедительно. Мы задерживаем вас. Подумайте. Вы должны рассказать все. Имейте в виду, что ложь никого в таких делах не спасала.
— Но я же вам все-все рассказала. Все, как есть.
— Скажите, пожалуйста, в каком ресторане сегодня встреча?
— Какая встреча? О чем вы, товарищ майор? Я ничего, ничегошеньки не знаю. И не понимаю даже, о чем вы спрашиваете.
— Не хотите говорить, ну что ж… Установим без вас.
Вскоре после того, как увели Муравицкую, вернулся Кравцов, отвозивший Черненко. Он доложил, что, как и говорил Черненко, пацан лет десяти ждал его на улице. Они зашли в магазин, купили хлеб, колбасу, кефир и отправились домой. Только…
— Что только?
— В квартире, куда они вошли, никакого Черненко, как и Проскурина, не числится. Там живут граждане Донские и Тепляковы.
— Спасибо, сержант. Факт важный. А адресок-то точный?
— Точный, товарищ майор.
— Что ж, наметим ближайшие меры. Вам, Стежков, вместе с группой товарищей из МУРа, разгадать загадку с «шашлыком по-карски». Думаю, что это один из московских ресторанов. Есть такая повадка среди некоторых наших подопечных именовать рестораны и кафе по названиям их фирменных блюд. «Бастурма», например, это на их языке ресторан «Арагви», «На ребрышке» — это «Баку», «Трепанги» — ресторан «Пекин». Ну и так далее. А вот какое заведение специализируется на шашлыках по-карски — убей, не знаю. А узнать надо. Думаю, что Черненко обязательно подастся туда. Ему есть о чем рассказать приятелям, и ваша задача, Стежков, не упустить их из виду.
— А может, Муравицкая имела в виду что-то другое? — усомнился начальник отделения.
— Может быть, я и ошибся. Но все же, думаю, разговор следует понимать так: «Сегодня наши гуртуются в таком-то ресторане. Дай знать, что завалились… Пусть предупредят «папашу». И они, конечно, постараются это сделать, и немедленно. Потом кое-кто, возможно, будет пытаться сменить свои адреса. Это тоже надо иметь в виду. Одним словом, лейтенант Стежков, перед вами несколько уравнений, и все со многими неизвестными. Действуйте. Поезжайте на Петровку и предпринимайте все, что нужно.
— Товарищ майор, а если Черненко сейчас забьет тревогу? Предупредит, чтобы в ресторан не являлись?
— Не думаю. Он ведь уверен, что его мы ни в чем не заподозрили. А кроме того, его связи отныне мы будем знать.
Клавдия Муравицкая жила в небольшой комнате нового многоэтажного дома. Соседи но квартире рассказывали, что переехала она сюда недавно. Женщина смирная. Правда, бывают у нее иногда гости, поздненько засиживаются, но приходится мириться, дело ведь молодое.
В детских яслях, где работала Муравицкая, отзывы о ней дали тоже вполне положительные:
— Муравицкая? Завхоз-то наш? Недавно она у нас, но работает старательно.
Когда же в кладовой обнаружили шесть туго связанных тюков с лисьими шкурками, заведующая удивилась до крайности:
— Какие-то лисы? Почему здесь, у нас?
— Действительно, странно, — в тон ей ответил Дедковский.
Предстояло узнать, куда возила Муравицкая меха, так оригинально используя «детский пассажирский транспорт». Сама она вела себя как оскорбленная добродетель, отвечать на вопросы отказывалась, повторяла свою старую версию о случайно встреченной женщине.
Из бесед с соседями по квартире и с работниками яслей было установлено, что есть у Муравицкой подруга по но имени Аня. Работает где? В каком-то из здешних магазинов. Через два дня приятельница Муравицкой была установлена. Это была Анна Прядова из комиссионного магазина № 26, находящегося на соседней улице.
— Где прячу лисы? Какие такие лисы? Ничего я не знаю.
— Нам известно, что гражданка Муравицкая перевезла к вам несколько тюков с лисьими шкурками.
— Нет, нет, не путайте меня в какие-то темные дела.
— Боюсь, что вы уже влезли в них. Придется делать у вас обыск. И если найдем эти самые лисьи шкурки… не обессудьте. Будете отвечать в одной компании со своей подругой.
— А почему это я должна отвечать? Попросила она меня подержать у себя кое-что из ее вещей, я и согласилась. Живу-то я в собственном домишке, места у меня много. Три или четыре свертка привезла вчера, а потом куда-то запропастилась, ни слуху ни духу. Теперь-то я понимаю, где она. Но я тут ни при чем.
В сарае за развалом березовых дров лежали тюки со шкурками. Прядова, провожая оперативных сотрудников, сыпала проклятиями в адрес разных жуликов и проходимцев, которых давно пора, как мусор, вымести из нашей жизни.