Код Вавилона

Шомбург Уве

Патер провел Тиццани в комнату со стенами, обитыми красной тканью. Картины с библейскими сценами украшали помещение, меблировка которого состояла из двух стульев, письменного стола и простого шкафа.

Тиццани ждал и смотрел в окно на простертую далеко внизу долину Лири с ее маленькими селениями. На горизонте расплывались горы Аузони.

— Чудесный вид, не правда ли?

Этот громовой голос невозможно было спутать ни с чьим другим.

Генри Марвину было около шестидесяти, и ростом он был еще ниже Тиццани, зато обладал здоровой осанкой борца. Марвин был облачен в черный стихарь. Мясистое лицо американского издателя

было расслаблено, кожа сияла румянцем, а темные глаза сверкали, полные жажды деятельности.

— Да, да, вы только взгляните, — с удовольствием гремел Генри Марвин. — Я сам не могу поверить. Одна неделя в келье в абсолютном уединении — и вот перед вами уже совсем другой человек. Святой Бенедикт знал, насколько здесь можно приблизиться к Богу.

Тиццани прохладно поздоровался. Он ничего не имел против того, чтобы монастыри открывали свои ворота и позволяли простым смертным за деньги на пару недель удалиться в их стены. Монтекассино хотя бы не устраивал семинары по самоидентификации, как это делали другие монастыри. Здесь была лишь чисто монастырская жизнь.

Они сели за стол.

— Даже к жестким стульям привыкаешь, — сказал Марвин смеясь и хлопнул Тиццани по плечу своей крепкой лапой.

Тиццани ненавидел жовиальные и шумные манеры американца. Он вдруг представил себе, как реагируют на этот громкий голос сорок здешних монахов в их царстве тишины.

— Монсеньор, вы слишком серьезны. Бог не запрещал радоваться.

— Передавать послания наместника Бога на земле — это иной раз тяжкое бремя.

— Но не здесь же, у истоков монастырской жизни. Где отыщешь лучшее место для хорошей новости? Когда он прибудет — сегодня или завтра? Будет ли братство мирян Преторианцы Священного Писанияпризнано орденом, а то и вовсе персональной прелатурой? Когда об этом дадут знать? Может, он привезет послание с собой? Да скажите же!..

— Консультации, к сожалению, пока еще не завершились, — ответил Тиццани со скорбной миной. — Папа новый, все на переломе, множество посланников, которые наносят свои визиты, просители, и все хотят изложить свои важные дела, — монсеньор беспомощно развел руками.

— Я не понимаю, — Генри Марвин холодно смотрел на монсеньора.

Марвин был бизнесмен, а правила одинаковы везде. Тут и церковь не составляла исключения, церковь как раз особенно. Когда-то она изобрела торговлю индульгенциями и успешно продавала эту гениальную услугу.

— Дорогой Генри Марвин, — с трудом произнес Тиццани.

— Монсеньор, не обижайте меня.

— Святой отец сейчас не видит возможности встретиться с вами. Желание братства в настоящий момент также неисполнимо. Может быть… через несколько месяцев… но сейчас…

Генри Марвин слегка приподнялся со стула, перегнулся через стол и схватил своими сильными руками монсеньора за грудки. Тиццани уставился на его кулаки. Американец так скрутил его пиджак, что ткань натянулась на спине.

— Я еще могу понять, что в настоящий момент он избегает личных аудиенций из-за обилия ушей и шептунов в этом змеином логове. Поэтому я и расположился здесь, для того чтобы мы встретились как бы случайно. Откуда же вдруг эта перемена ветра?

Тиццани фиксировал точку на стене.

— Существует более двух тысяч орденов, — ядовито прошипел Марвин. — Отчего же мы не можем подняться до этого состояния? Мы не повторяем ни один из орденов. После недавней перерегистрации нас

насчитывается более ста пятидесяти тысяч членов. Мы многочисленнее самого «Опус Деи». Братья-миряне ордена Преторианцев Священного Писаниязавоюют мир. Наше шествие неудержимо. Каждый день к нам примыкают верные души, которые нерушимо веруют в буквальную истину, как она записана в Священном Писании. Они готовы отдать свои души за то, чтобы защитить Священное Писание от кого угодно.

Тиццани увидел ледяные глаза и про себя простонал.

— Мы растем быстрее, чем «Опус Деи» в свои лучшие времена. Мы — за истинность Священного Писания. Мы даем людям прибежище, защиту от распада и всеобщей неустойчивости. Мы не толкуем писание, мы принимаем его слова такими, какие они есть.

Тиццани кивнул.

— Миряне Преторианцев Священного Писаниярадикально борются против распада церковных ценностей. И успешно. Орден мирян находит новых приверженцев даже среди протестантов Соединенных Штатов, воспринимающих слова Библии буквально. А ведь численность этих протестантов в последнее время насчитывает десятки миллионов человек. Орден снова вернет их в лоно единственной истинной церкви. Мы — те, кто не перепоручает протестантам борьбу против научной лжи, мы есть новый щит и меч католической церкви. Мы делаем то, к чему Матери-Церкви вообще-то давно уже пора было приступить.

Генри Марвин отпустил одежду Тиццани и откинулся на спинку стула.

Монсеньор отдышался. Накануне вечером он читал объемистое досье, которое составил советник Курии по организациям мирян, не имеющих духовного звания.

Марвин давно уже был мотором и фактическим лидером братства мирян, начало которому спонтанно положил в семидесятые годы один глубоко верующий католический священник из Сан-Диего после того, как его духовный сын в очередной раз в смущении и слезах поведал ему о своих сомнениях. Красивые библейские истории о возникновении человека были разрушены школьными учителями при помощи теории эволюции с ее случайными мутациями.

Генри Марвин оказался в первой сотне верующих, примкнувших к братству мирян. Тогда, как и сегодня, Марвин был твердо убежден, что в молодости выжил во Вьетнамской войне лишь потому и для того, чтобы нести в мир Слово Божье.

Он создал небольшое издательство, единственной книгой которого поначалу была Библия. Кроме того, в качестве проповедника-любителя он нес Слово Божье людям, отравленным наукой.

За истекшее время издательство Марвина стало одним из крупнейших в США по части католической литературы. Он продавал эту печатную продукцию по всей Америке, утоляя свою просветительскую потребность и радуясь за христианских собратьев.

Основатель ордена в прошлом году умер, и Марвин был близок к тому, чтобы взять на себя формальную власть в качестве префекта и преемника основателя.

Фактически эта власть у Генри Марвина давно уже была. Он контролировал финансы и преумножал богатство братства, которое уже обозначало себя как орден. Марвин привлек структуры и иерархии, которые влились в единый орган из духовных лиц и мирян, и сам, опять же, возглавил этот орган.

Тиццани про себя вздохнул. Этот человек был опасным фанатиком, готовым на государственное преступление ради своих убеждений. К тому же его поддерживало все большее число епископов и кардиналов, которые боролись против эрозии церкви.