Кодекс Агента. Том 1
Шрифт:
— Тогда до завтра! — холодно отвечаю я и, развернувшись, выхожу из модуля.
Я понуро бреду к раздевалке, но меня тянет обратно — к Ольге. Мне доставляет удовольствие общение с ней, меня привлекают ее ирония, остроумие и интеллект. С Миной было не так, нашими отношениями правил секс. Он занимал три четверти времени, которое мы проводили вместе.
Тьма меня забери, зачем себя обманывать?! Я хочу оказаться в постели с Трубецкой, хочу с того самого момента, когда увидел ее в приемной Шувалова, и хочу, чтобы она также страстно хотела быть со мной!
Захожу в раздевалку, сбрасываю пропитанный потом костюм и, проклиная свои дурацкие принципы, уединяюсь в душевой кабине. Нажимаю на зеленую кнопку и погружаюсь в мир грез и фантазий, в котором Ольга присоединяется ко мне, и мы занимаемся сексом под обжигающе острыми струями воды.
Глава 19 —
Встреча с Темным
Мой первый после посещения Храма выезд из Родовой Высотки напоминает тщательно спланированную войсковую операцию. Визит на торжественный прием по случаю поступления в Императорскую Академию пропустить нельзя, и Великий Князь милостиво разрешает покинуть бронированную золотую клетку.
До Кремля ехать всего-ничего, но Служба Безопасности Рода сформировала пять групп по четыре бойца в каждой плюс я и мои двойники. Все мы примерно одного роста и телосложения, одеты в лицейскую форму темно-зеленого цвета, на голове — кепки с длинными козырьками, на глазах — темные очки в пол лица.
Мы занимаем пять из шести общественных лифтов и бесшумно спускаемся вниз. Уши закладывает от резкого перепада высоты, и сонливость буквально валит меня с ног. Я спал не больше двух часов, все остальное время просидел в родовой библиотеке, пытаясь откопать сведения о Темных и Светлых, отсутствующие в публичном доступе.
Ужин с Трубецкой я вчера проигнорировал, о чем уведомил красавицу коротким вежливым сообщением в мессенджере «Вестник». В ответ прилетело анимированное изображение кучки дерьма. Я собрался, было, выслать дикпик, но вовремя вспомнил, что она уже видела эту картинку, причем вживую.
Затем я лежал в полутьме и как сыч пялился на свое отражение в зеркале над кроватью, гоняя навязчивые мысли по кругу. Целостная картинка не складывалась, она все так же напоминала разрушенный пазл. Часть его фрагментов изображала сцены моей жизни, а часть была девственно чиста.
Кабина лифта несется к земле, я облокачиваюсь на резные дубовые панели, закрываю глаза и снова вижу длинную вереницу портретов Шуваловых, один из которых с большой вероятностью является моим отцом. Личность матери мог бы раскрыть только он, но все кандидаты на отцовство, кроме Великого Князя мертвы.
Мозг перегружен и кипит от огромного объема разноплановой информации: тайна моего происхождения, раннее детство в Выборгском сиротском доме, жизнь в Приюте и цели его создателей, переход на сторону аристо, вступление в Великий Род, ультиматум Шефа и, наконец, потенциальное владение Даром…
Запланированный завтрак с Шуваловым не состоялся в виду срочной отлучки Главы Рода, и множество вопросов, роящихся в моей голове, пока остаются без ответа.
Лифт замедляется и плавно останавливается на подземной парковке. Мы с охранниками выходим в четком боевом порядке — меня окружают четверо вооруженных бойцов. Располагаемся в бронированном лимузине черного цвета и выезжаем на Кутузовский проспект в сопровождении двух джипов. Наш кортеж лишь один из пяти: в случае нападения потенциальный враг должен либо точно знать, в каком из них нахожусь я, либо уничтожить все пять.
Над нами барражирует боевой вертолет с Берестовым на борту. Мое предложение прилететь в лицей на Сикорском он категорически отверг, объяснив такой способ передвижения уязвимостью винтокрылой машины.
Я смотрю наружу через толстое бронированное стекло, и мир кажется серым. Таким же серым, каким я видел его уже несколько раз в моменты прикосновения к еще не инициированному Дару.
За окнами мелькают роскошные магазины и офисы, ранним московским утром прохожих на тротуарах практически нет. Мы движемся в Кремль в плотном потоке машин, который в случае атаки превратится в ловушку, из которой не будет выхода.
Чтобы отвлечься от невеселых мыслей, беру в руки смартфон и начинаю просматривать заголовки в сегодняшнем «Имперском Вестнике». В стране неспокойно: половина новостей посвящена противостоянию с Евросоюзом, Империей, которой управляет древний Род Темных, и мелкими конфликтами с внутренними врагами — разрозненными ячейками темного подполья.
Смартфон звенит колокольчиком, сигнализируя о пришедшем сообщении. Открываю «Вестник» и вижу, что отправитель зашифрован. Белое лицо клоуна с красным носом и черными треугольниками под глазами ухмыляется, а затем начинает меняться. Кожа медленно темнеет и в конечном итоге становится черной, а нос меняет цвета в радужной последовательности — от красного к фиолетовому.
Наверное, Трубецкая со своими шуточками! Порываюсь отправить ей «дерьмодемона», но лицо клоуна взрывается, а вместо него на экране возникает надпись «Берегись!».
Весьма полезный совет, учитывая, что двери лимузина заблокированы, на креслах передо мной сидит парочка бойцов в боевых доспехах поперек себя шире, а справа и слева от меня — еще двое таких же!
Мы въезжаем в тоннель, и через сотню метров автомобиль вздрагивает от гулкого удара, дергается, будто натолкнувшись на невидимое препятствие, и нас начинает разворачивать поперек дороги. Звук корежащихся корпусов влетающих в лимузин машин смешивается с грохотом ударов по крыше. Длинное черное лезвие пробивает бронированный металл над головами охранников и по очереди пригвождает их к креслам — парни даже пистолеты достать не успевают.
Снаружи в салон проникают дробные звуки выстрелов, а изнутри его заполняет отдающий металлом терпкий запах крови. Следующий проникающий удар меча поразит меня — успеваю понять я перед тем, как лимузин цепляет кормой покатую стену тоннеля справа.
Инерция бросает мое тело на дверь, затем я падаю на пол и сверху валятся тела убитых охранников.
С режущим слух скрежетом кто-то вскрывает бронированную пласталь корпуса, словно консервную банку, и прыгает в салон прямо на тела охранников. На меня наваливается непомерная тяжесть, которая, кажется, раздавит в лепешку, и в этот момент цвета исчезают.