Кодекс Агента. Том 2
Шрифт:
Я медленно нажимаю на ручку и заглядываю внутрь. За ней никого нет. Я с облегчением захожу в подвал, прикрываю железную створку и прислоняюсь к ней спиной. Дышу. Осталась самая малость: пробраться в Пушкин, доехать до железнодорожной станции и сесть на скоростной поезд, который уже через пару часов примчит меня в Москву.
Собираюсь с силами, достаю из тайника фонарик и иду к потайной двери. В подземном ходе тоже никого нет. В голову приходит невеселая мысль о том, что кто-то тщательно расчистил маршрут моего побега. Мысль безумная, но в последнее
Задумавшись, я пропускаю поворот к Темному Кристаллу и запоздало понимаю, что не чувствую его давящего присутствия. Возвращаюсь и с опаской захожу в темный зал. На том месте, где раньше стоял Кристалл, мой фонарь выхватывает лишь пустоту.
Я бросаюсь вперед и удивленно разглядываю все, что осталось от древнего артефакта — выемку в каменном полу. Свечу фонарем себе под ноги, но не наблюдаю следов множества людей, которые могли его отсюда вывезти.
Я покидаю зал в смятении. Медленно бреду по проходу, пытаясь найти объяснение исчезновению Кристалла, но мне не хватает фундаментальных знаний о природе Дара, которым наделил человечество Разделенный.
Из двери заброшенного склада я выхожу в тяжких раздумьях, не оставляющих места тревоге о возможной засаде на моем пути. На стоянке красуются два Урала, но у меня нет смартфона с программой запуска.
Вздохнув, я сажусь на оставленный кем-то велосипед и направляюсь на вокзал. Москва уже ждет меня. Проблема лишь в том, что мой план обрывается на посадке в поезд. К кому и зачем ехать я еще не решил.
Глава 22
Путешествие из Петербурга в Москву
Угнанный велосипед я бросаю за квартал до привокзальной площади города Пушкин. Погони за мной все еще нет, патрулей на улицах — тоже, и я делаю вывод, что Трубецкой оправдал мои надежды. То ли Аллочка не раскусила подмену, то ли обман вскрылся, но она особо не расстроилась — в любом случае в городе тихо.
Рамки металлоискателей я прохожу с полузакрытыми глазами, но на меня никто не обращает внимания. Встречают, как известно, по одежке, а я сейчас похож на обычного парня в «фирме», возвращающегося в златоглавую.
По зданию вокзала я передвигаюсь, слегка покачиваясь и демонстрируя многочисленным объективам камер заплетающиеся ноги. Выгляжу как типичный нетрезвый бездарь: на голову натянут черный капюшон футболки, волосы растрепаны, а густая челка закрывает лицо до кончика носа.
Лавирую между немногочисленными пассажирами и первым делом захожу в небольшой магазинчик. Отказываюсь от помощи усталого продавца и покупаю втридорога полный комплект спортивной одежды и аксессуаров: рюкзак, кепку, футболку, спортивный костюм, носки и кеды — все синего цвета.
В ожидании «Стрелы» долго и сосредоточенно выбираю велосипедные очки. Беру хамелеоны в синей же оправе с регулируемым затемнением — мне нужно скрыть от всех фиолетовые радужки. Расплачиваюсь наличными сильно прищурившись. Впрочем, растрепанная и грудастая кассирша преклонных лет не обращает внимания ни на цвет
Вкупе с синей одеждой затемненные стекла оттенят глаза, и на меня не будут пялиться, словно на редкого зверя в зоопарке. Я бы с удовольствием воспользовался контактными линзами, но их нет в свободной продаже, ибо скрывать натуральный цвет глаз в Российской Империи запрещено законом.
Переодеваюсь в туалете для инвалидов и придирчиво оглядываю себя в зеркале. В амальгаме отражается типичный питерский гопник, в котором весьма сложно опознать блистательного и неповторимого Александра Игоревича Шувалова, фотографиями которого заполонен Телеграф.
Билет в Москву я покупаю в автомате, низко опустив длинный козырек и затемнив очки — надеюсь, что система распознавания лиц останется слепа. Прохожу мимо фирменной пирожковой Николаевских железных дорог, вдыхаю аромат жареного мяса и понимаю, что захлебнусь слюной, если не отужинаю здесь и сейчас.
Захожу внутрь, покупаю бутылку кваса, набираю полную тарелку пирожков и усаживаюсь в углу небольшого зала. С этого места прекрасно виден перрон, на который прибудет скорый поезд. Глядя на снующих по нему пассажиров, опустошаю тарелку за несколько минут, откидываюсь на спинку неудобного кресла и довольно щурюсь словно сытый кот.
Возможно, первое впечатление ошибочно, и меня уже ищут. Бестужев не глуп и потому вряд ли поверит, что я все еще нахожусь в Царском Селе. Запускать всеимперский розыск он не будет, я все же наследник Великого Рода. Обойдется силами Тайного Сыска, значит, полицейских облав и тотальных проверок документов можно не ждать.
Самым разумным выходом из ситуации было бы позвонить Шувалову и попросить прислать за мной вертолет, но я еще не решил, куда и к кому еду. Если отбросить непреходящее желание податься в беглецы и скрыться на дальней окраине Российской Империи, самым разумным было бы залечь на дно и дождаться информации о состоянии здоровья Цесаревича.
Если Наследник Престола выживет, то можно смело возвращаться с повинной в высотку Фиолетового Рода и играть роль испуганного мальчика, совершившего побег по глупости. А если Алексей отдаст душу Разделенному, то не спасет даже Приют. К тому же у меня нет уверенности, что правящая фамилия не имеет к нему отношения.
Формально побега как такового не было, потому что не было заключения под стражу. Фиксация конечностей в больничной палате — это не арест, а забота о пациенте. Обвинений мне не предъявляли, в кутузку не бросали, лишь в очередной раз пригрозили вывести на чистую воду в качестве агента всех известных разведок сразу.
Но разве будут принимать во внимание формальности в подвалах Тайного Сыска, отбивая печень и почки?
Красно-белая «Стрела» останавливается на перроне, я выныриваю из пирожковой и вливаюсь в толпу ожидающих посадки пассажиров. Занимаю самое непопулярное и дешевое место — у дверей в тамбур. Помимо близости к выходу из вагона, оно обладает еще одним несомненным преимуществом: у меня нет соседей.