Кодекс чести Вустеров
Шрифт:
Я вспомнил, каким он был в молодости. Напоминая телосложением Родерика Споуда, он играл в регби не только за родной университет, но и в сборной Англии, а в искусстве швырять соперников в грязь и вдавливать их туда бутсами ему практически не было равных. Если бы мне понадобилась помощь в усмирении бешеного быка, я в первую очередь подумал бы о Свинке. Если б меня засунули в камеру пыток, я бы предпочёл, чтобы по каминной трубе ко мне пробрался Гарольд Пинкер и никто другой. Но наличие мускулов не делает из человека специалиста по умыканию полицейских шлемов. Тут требуется умение тонко чувствовать.
–
– спросил я.
– Держи карман шире! До епископства ему как до луны, если его застукают на воровстве шлемов у паствы.
– Не бойся, не застукают.
– Ещё как застукают! В нашей Alma Mater не было такого случая, чтобы Свинку на чём-то не застукали. Он начисто лишён способностей деликатно, с должным тактом, провернуть любое сомнительное дельце. Прекрати, Стефи. Выкинь блажь из головы.
– Нет!
– Стефи!
– Ни за что. Будет так, как я сказала.
Я сдался. Отговаривать Стефи было бессмысленно, я только попусту терял время. В ней было не меньше ослиного упрямства, чем в Роберте Уикхэм, которая как-то раз подначила меня прокрасться ночью в комнату одного парня, с которым мы вместе гостили в загородном доме, и проткнуть его грелку палкой со штопальной иглой на конце.
– Бог с тобой, - покорно сказал я.
– По крайней мере попытайся внушить своему Гарольду, что самым главным условием умыкания шлемов является движение вперёд от себя. Я имею в виду, прежде чем сдёргивать с головы полисмена шлем, его надо рвануть вперёд, чтобы ремешок не зацепился за подбородок. Только потому, что я не предусмотрел этой жизненно важной детали, меня сцапали на Лестерской площади. Я рванул шлем вверх, ремешок врезался в подбородок, и фараон успел повернуться и схватить меня за шкирку, после чего я оглянуться не успел, как оказался на скамье подсудимых и отвечал: «Да, Ваша Честь», «Нет, Ваша Честь», твоему дяде Уаткину.
Я подумал о том, какая участь ждёт в недалёком будущем моего бедного друга и, честно признаться, мне взгрустнулось. Никто не назовёт Бертрама Вустера человеком безвольным, но в тот момент я засомневался, правильно ли я поступил, прижав к ногтю Дживза с его кругосветным путешествием. Что бы не говорили о подобных дурацких мероприятиях - теснота на корабле, необходимость общаться с жуткими занудами, раздражающий осмотр Тадж-Махала, - от них была польза хотя бы в том отношении, что в круизах не приходилось испытывать душевных мук, глядя на невинных викариев, которые, плюнув на закон божий и свою духовную карьеру, попадаются на мелком воровстве у прихожан.
Я глубоко вздохнул и возобновил прерванный диалог.
– А почему ты не сказала мне за ленчем в Лондоне, что вы со Свинкой помолвлены?
– Тогда мы ещё не были помолвлены. Ох, Берти, я так счастлива, что готова пуститься в пляс. И обязательно пущусь, когда нам удастся настроить дядю Уаткина на «Благословляю вас, дети мои» лад.
– Ах да, ты уже говорила, что собираешься его ублажить. В каком смысле ублажить?
– Именно об этом я и хотела с тобой поговорить. Помнишь, я писала в телеграмме, что ты позарез мне нужен?
Я вздрогнул. Хотите верьте, хотите нет, мне стало не по себе. Я совсем забыл о её угрожающей телеграмме.
– Ты должен будешь кое-что для меня сделать. Сущие пустяки.
По правде говоря, я сильно в этом сомневался. Я имею в виду, если она считала, что умыкание шлемов входит чуть ли не в обязанности викариев, мне даже страшно было представить, какое дело она собиралась поручить мне, простому грешнику. Я подумал, пришла пора поставить Стефи на место.
– Да ну?
– сказал я.
– Так вот, позволь мне заявить категорически и бесповоротно, что делать я ничего не буду.
– Трус. Ты даже пожелтел от страха.
– Можешь считать, я стал желтее тёти Агаты.
– А что с ней такое?
– У неё желтуха.
– Вот видишь, до чего ты довёл свою бедную тётю? Ты даже не знаешь, в чём заключается моя просьба.
– И не хочу знать.
– Всё равно я скажу.
– Не собираюсь тебя слушать.
– Предпочитаешь, чтобы я спустила с поводка Бартоломью? Я давно заметила, он как-то странно на тебя смотрит. По-моему, ты ему не понравился. Некоторых типов он с первого взгляда терпеть не может.
Вустеры храбры, но осмотрительны. Я покорно побрёл за ней на аллею, и мы уселись на скамейку. Вечер, насколько я помню, был чудесным, повсюду царили тишина и покой. Вот ведь как бывает.
– Долго я тебя не задержу, - сказала Стефи.
– Собственно, мне и рассказывать особо нечего. Но прежде чем вдаваться в подробности, хочу объяснить, почему нам приходится держать помолвку в строгом секрете. В этом виноват твой Гусик.
– Что он опять натворил?
– Вполне достаточно того, что он Гусик. Существо без подбородка, которое ходит, вылупившись на мир стёклами очков, и держит тритонов в спальне. Я понимаю дядю Уаткина. Единственная дочь сообщает ему, что выходит замуж. «О! восклицает он.
– Ну-ка, посмотрим на твоего героя!» И тут появляется Гусик. Любящему отцу такое в страшном сне не могло бы присниться.
– Что верно, то верно.
– Ну вот, пока он не оправился от удара, который нанесла ему дочь, подсунув Гусика в зятья, я просто не могу радостно объявить, что его племянница собралась за викария.
Вообще-то ход её мысли был мне понятен. Фредди Трипвуд как-то рассказывал мне, какой скандал разразился в замке Бландингз, когда одна из многочисленных Фреддиных кузин вознамерилась выскочить за викария. Насколько я понял, в том случае страсти несколько улеглись после того, как выяснилось, что жених был единственным наследником какого-то ливерпульского миллионера, но в принципе родители не приветствуют браков своих дочерей с викариями, и, видимо, то же самое можно сказать о дядюшках и их племянницах.
– Ничего не попишешь. К сожалению, викарии не идут нарасхват, и поэтому, прежде чем рассекретить нашу помолвку, надо выставить Гарольда перед дядей Уаткином в самом выгодном свете. Если мы с тобой разыграем карты правильно, надеюсь, дядя Уаткин даст Гарольду приход, благо это в его власти. А когда Гарольд получит свой приход, можно считать, дело в шляпе.
Мне жутко не понравились слова «мы с тобой», но я понял, куда она клонила, и, честно признаться, даже пожалел, что мне придётся развеять её мечты и чаяния.