Кодекс чести
Шрифт:
– Триста двадцать семь, – объявил мэр, вынимая из барабана красный билет.
Девушка из зала захлопала в ладоши. Некоторые пожилые женщины покосились на нее с неодобрением. Я не видел в проявлении эмоций ничего плохого, но наши солидные матроны, очевидно, считали иначе.
– Сто двадцать пять. Сто двадцать восемь.
Если бы номера вытаскивал не мэр города, наверняка раздались бы крики: «Лучше мешай, шляпа!»
– Триста восемьдесят один. Пять. Девяносто один.
– Одни зеленые, и ни одного нашего, – мрачно прокомментировала
– Двести одиннадцать. Семнадцать. Сто шестьдесят четыре.
Кто-то уже звонил домой по мобильному телефону – сказать, что до завтрашнего вечера не вернется, отдать распоряжения прислуге или детям.
– Восемьдесят. – Игнат Иванович вытащил еще одну зеленую бумажку.
– Наша! – прошептала Гвиневера. Глаза ее лучились счастьем.
– Вот и отлично. – Я тоже обрадовался.
– Поедем домой? Надо переодеться.
В самом деле, ходить в вечернем платье по Константинополю днем – дурной вкус. Да и я бы надел что-то более практичное, чем смокинг.
– Дождемся окончания лотереи. К тому же лотерейные билеты, наверное, надо обменять на билеты на самолет.
– Ты надеешься, что выпадет еще один наш номер? Что мы тогда будем с ним делать?
– Возьмем с собой Дорофеевых. Они будут рады. Продавать выигрышный билет благотворительной лотереи по спекулятивной цене вряд ли достойно.
Дженни, казалось, на мгновение задумалась, а может, мне показалось – прагматичный подход американцев к жизни россияне зачастую судят чересчур строго. Но нам не пришлось преодолевать искушение – ни один из наших номеров больше не выиграл. И самим Дорофеевым тоже не повезло.
На выходе из Дома офицеров – мы решили отправиться домой сразу, не дожидаясь окончания приема, – я увидел человека в глухом плаще и шляпе, который подходил ко всем покидающим бал и что-то спрашивал у них. Я решил, что это журналист, и удивился, почему все отрицательно качают головой, отказываясь с ним общаться. Неужели трудно уделить человеку пять минут? При виде нас «журналист» отчего-то не только не задал вопроса, но еще и шарахнулся в сторону. Наверное, он был просто сумасшедшим. Оглянувшись, я заметил, что он перестал приставать к прохожим и общается с кем-то по мобильному телефону.
Достав свой мобильник, я вызвал такси – оператор пообещала, что машина прибудет минут через десять. Теперь придется померзнуть на обочине – ночь выдалась прохладной. Задувал легкий ветерок, шумели липы, которыми вкупе с каштанами был засажен центр города. Через пару недель липы зацветут, и аромат здесь будет царить потрясающий – особенно ночью.
Молодой человек, по одежде и субтильному телосложению которого можно было предположить, что он житель, какой-то конторский работник или курьер, подошел к нам через пять минут.
– Извините, разрешите вас побеспокоить?
– Мы ничего не покупаем, – ответил я.
– У меня к вам другое дело.
– Слушаю.
– Не могли бы вы продать
Я нахмурился.
– С чего вы взяли, что у нас есть такой билет?
– Вы покинули бал рано… С такой красивой девушкой… Понятно, что собираетесь лететь на чартере в Константинополь.
Дженни улыбнулась комплименту, я нахмурился еще сильнее.
– Пусть так, но почему вы решили, что я захочу продать свой билет? Лишить даму удовольствия посетить Третью столицу?
– Я очень хорошо заплачу. За эти деньги вы сможете слетать в Константинополь в любое другое время. За ваши билеты я дам двести рублей.
Мне стоило большого труда не присвистнуть. Двести рублей за два билета? В три раза дороже обычной цены? Всякое бывает, но что понадобилось этому, похоже, не слишком преуспевающему молодому человеку в Константинополе?
Хочет заключить выгодную сделку? Обещал девушке, какой-нибудь румяной купеческой дочке, что она полетит на праздник не хуже, чем все эти гражданки в длинных платьях? Или он вообще берет билет не для себя?
Парень ежился в застегнутой на все пуговицы тонкой рубашке, просительно глядя мне в глаза. Дженни переминалась с ноги на ногу – видно было, что парня ей жаль, но в то же время отказываться от билета очень не хочется. Я, по своей шерифской привычке, хотел уже «взять его за горло» и хорошенько расспросить, что понадобилось ему в Константинополе именно сегодня утром. Почему он не озаботился покупкой билета заранее или заблаговременно не выехал поездом или не отплыл кораблем – самолеты из нашего города летают в Третью столицу не каждый день? Но такие расспросы были не слишком вежливы, предполагали, что я все же могу уступить ему билет. А я этого делать не собирался.
– Извините, но мы своих билетов не продаем.
– Я дам двести пятьдесят рублей.
– Что вам так понадобилось в Константинополе? – поинтересовалась Дженни. Она не была скована нашими предрассудками.
– Интересы бизнеса, – скорбно поведал юноша. – Я могу потерять пять тысяч, если завтра до десяти утра не перелечу через море.
Я отметил это слово «бизнес». Обычно русские говорят на русском языке – «дело». Бизнесом занимаются в Америке. А купца-«бизнесмена» коллеги всегда могут поднять на смех. Такое ощущение, что молодой человек работал за рубежом…
– Если дело так серьезно, вы можете обратиться к начальнику аэропорта, – посоветовал я. – В чартере наверняка остается несколько свободных мест – хотя бы в кабине пилота. За цену в три раза большую, чем стоит билет, вам помогут. В конце концов, вы можете полететь через Москву – час до столицы, два часа до Константинополя.
– Нет, так не успею, – безапелляционно заявил парень. – Пожалуйста!
– Извините, но у вас есть другие пути для достижения своей цели, – покачал головой я. – Попросите об одолжении кого-то еще. Мы вам свой билет не продадим.