Кодекс Крови. Книга VII
Шрифт:
— Я на суде врать не буду! — упрямится ментатор. — Дар может исчезнуть!
— Тебе напомнить, если забыл, у тебя дочь болеет… — с мерзкой улыбочкой выдаёт заготовленный аргумент кузен короля.
Вот сука! Детьми манипулировать последнее дело!
— Я найду деньги! — упрямо тряхнул головой очкарик.
— Вскрой его память, нарой хоть что-то, чтобы его прижать, если он не виновен, — пошёл на попятную его собеседник, чтобы не перегибать палку. Всегда нужно оставлять лазейки для сделки с совестью.
— Тогда дочь… — не договорил ментатор,
— В зависимости от ценности информации, — припечатал тот.
Точно сука.
Я вынырнул из воспоминаний крови и увидел, как у очкарика потекла струйка крови из носа от перенапряжения. Нырнув в его память, я окружил свою дополнительной защитой, а вот ему пришлось совсем несладко.
— Вы покидать покои ночью после приём?
— Нет.
И так, чередуя и видоизменяя вопросы, они гоняли меня, словно зайца, пытаясь выявить ложь. Но артефакт светился первозданной белизной, а ментатору становилось всё хуже и хуже прямо на глазах.
— Стоп! — поднял я руку. — Прошу остановить допрос для оказания лекарской помощи вашему коллеге.
Стоило мне это сказать, как ментатор завалился набок. «Ладони» исчезли с моих висков, глаза его закатились, а дыхание стало прерывистым. Менталист переводил взгляд с меня на коллегу, затем на артефакт и не мог решиться действовать.
— У вас лекарь есть? — подключился к разговору Владыко. — Я не силён в лекарской магии.
Только теперь менталист очнулся и увидел пропитавшуюся кровью на груди рубашку у ментатора.
— Оставаться на месте! — взвизгнул он и выбежал из комнаты.
«Свет, помоги пожалуйста, — попросил я невесту, — тут среди датчан, кажется, первый человек с совестью попался».
Спустя минуту лекарка вливала в него свою магию, приводя в чувство.
— Неделю не перенапрягаться, усиленно питаться и не практиковать ваш ментал, — отчитывала она его, как маленького. — У вас энергоканалы в мозгу практически спеклись! Нельзя же так!
Очкарик печально смотрел в пол, не решаясь поднять глаза на Светлану, а мне почему-то захотелось ему помочь. Я даже к Владыке обратился:
— На мне нет воздействия эмпатического или ментального?
Тот отрицательно покачал головой.
— Тогда слушайте, — повернулся я ментатору. — Она, — показал на Свету, — один из сильнейших лекарей в нашей стране. Не знаю, что у вас с дочерью, но, если решитесь рискнуть, мы попробуем помочь. Бесплатно. Совесть и порядочность в этом мире — редчайшие качества.
Ментатор смотрел на меня зло, будто я ему мать родную предложил предать.
— Взятки не беру!
— А я и не даю! — безразлично развёл я руками. — Я вашего Ханса пальцем не тронул, сам знаешь. Максимум, с меня виру снимут, но не тронут. Император не даст. Мне тебя бояться смысла нет, чтобы взятку предлагать. Девочку жалко! Да и ты удивил. Уважаю людей с принципами. Дальше думай. Постоянный шантаж от ваших или шанс бесплатный от нас.
Глаза у датчанина были, словно у загнанного зверя. Столько боли и злости, гнева и отчаяния плескалось внутри, что мороз пробирал. Я вернулся на своё место, зная, что через пару минут появятся менталист с местным лекарем. Кровники сообщили о приближении.
Светлана не ушла, а подробно под перевод объяснила, какие манипуляции выполнила для помощи ментатору, также не забыв повторить рекомендации.
— Продолжать использовать дар сейчас не рекомендую, чревато разрывами энергоканалов тут, тут и тут, — показала она проблемные места на голове у ментатора без капли стеснения.
Датский лекарь смотрел на неё огромными глазами, а после пожал руку и даже поцеловал тыльную сторону ладони, что-то восхищённо бормоча на своём. При этом менталиста аж скривило от услышанного.
— На сегодня допрос окончен, — процедил он и махнул рукой на выход.
— Артефакт не забудьте, — напомнил я про обязательный атрибут допроса, — и копию результатов нашим специалистам для заверения.
Если бы взглядом можно было убивать, меня бы уже нашинковали до состояния Ханса Исбьерна. Но, увы и ах, менталист схватил артефакт со стола и стремительно вышел вон. За ним неохотно последовал лекарь, всё ещё оглядываясь на Светлану как на божество, и последним шёл ментатор.
— Вы поможете? — смотрел он не на меня, а на Свету с затаенной надеждой и скрытой мольбой. Так может смотреть только отец умирающего ребёнка.
— Я хотя бы попытаюсь, — глядя ему в глаза ответила лекарка, — но вас за это могут обвинить в измене.
— Дочь — единственное, что осталось после смерти жены. А они ей помочь не могут… или не хотят, — выдавил из себя менатор.
— Как вас зовут?
— Густав Ильдер, госпожа, — меня он игнорировал напрочь. Но я бы, наверно тоже так сделал на его месте. Ведь лечить дочь будет Светлана. Я лишь предложил.
— Кто ваш покровитель, Густав? — уточнила невеста, пытаясь разобраться, в какой аристократической семье мы обретём друзей или врагов.
— Кажется, у вас он называется хорьком.
Светлана кивнула.
— Забирайте дочь и летите первым дирижаблем в Москву. Я предупрежу отца, он тоже лекарь. Он вас встретит и проведёт первичную диагностику, — на ходу верстала план Света.
— Простите, госпожа, но так ли ваш отец искусен, как и вы? — несмело уточнил Густав квалификацию Бориса Сергеевича, боясь обидеть недоверием свою благодетельницу. Я только хмыкнул.
— Он лечит императора, — улыбнулась лекарка, — это, по-вашему, достаточно искусно?
Ильдер покраснел, коротко поклонился и вышел вслед за своими коллегами.
— Умеете вы вербовать сторонников, — хмыкнул Владыко, даже не пикнувший во время всего действа. — Хотя чему я удивляюсь… Вы же комары.
Володимир Евлампиевич покачал головой и тоже отправился на выход. Уже у самой двери он обернулся и пристально глядя мне в глаза добавил:
— Не знаю, как у тебя вышло… но я тоже хотел бы научиться технике защиты от ментальной иглы.