Кодекс Охотника. Книга XIX
Шрифт:
На лицо старшей жрицы набежала тень сожаления.
— Мам, а почему каждый раз, когда ты вспоминаешь об отце, то расстраиваешься?
— Не знаю, сынок, не знаю. Возможно, потому что это было неожиданно. Всех детей нам всегда даёт Древо-Мать. Я первая, кто зачал ребенка от живого мужчины и при этом получился мальчик. Ты же видишь, что Мать-Древо не любит тебя до сих пор.
— Да не, мам, она меня любит. У неё просто аура страдает, когда с моей пересекается. Почему-то при приближении Душелова она впадает в ступор.
Тут мать улыбнулась.
—
Тембр пения дерева изменился. Старшая жрица повернулась туда, улыбаясь. Двенадцать будущих матерей стояли перед деревом, и от него потянулись зеленоватые лучи, дабы поселить внутри каждой из них семя их будущей сестры. Тела девушек зазвенели, налились зеленоватым светом, их ноги оторвались от травы и тела зависли в воздухе. Они забились в экстазе, подтверждая, что оплодотворение состоялось. Вот только…
— Что за херня? — нахмурилась старшая жрица.
— Мама, ты сказала, что это плохие слова, и что их не надо повторять.
— Да, точно. То знакомство с твоим отцом даёт свои результаты, — отмахнулась старшая жрица, пристально наблюдая за происходящим.
Проблема была в том, что из двенадцати будущих мам получили дар Древа только шесть, а ещё шестеро недоумённо озирались по сторонам, не понимая, в чём дело. И тут раздался голос Мать-Древа.
— Свершилось, мои богобоязненные дети! Ересь пришла в этот мир. Я откладывала этот момент так долго, как могла, но пришла пора идти в ногу со временем. Оставшиеся избранные сёстры… Я не в силах оплодотворить ваша лона. Ищите возможности сами! Я устала, я мухожук…
Сияние листвы поникло, дерево превратилось в обычное с виду древо, которое сейчас шелестело листвой без всякого ветра, как будто ворчало какие-то гадости. Но такое же не может делать настоящая священная Мать-Древо. Ведь не может же, верно?
Оставшиеся девушки недоумённо заозирались. Сперва одна, потом вторая, и за ними все остальные жадно уставились на молодого беззаботного Тарзана, который в данный момент отпустив хвост болотника, достал тряпочку и ласково полировал меч с необычной аурой, на которой был необычный герб. Этот меч — единственная вещь, оставшаяся от отца. Как говорила мама, в момент прощания его отец Сандр подарил на память матери этот необычный меч. Она тогда с улыбкой заметила, что подарит его их общему сыну. На что Сандр широко улыбнулся и сказал, что, если мелкий сможет обойти его Печать бесплодия, то пусть назовет его Купером.
От тёплых воспоминаний парня выдернул громкий возглас матери. Он повернул голову и увидел, что шестёрка прекрасных эльфиек со всех ног бежит в его сторону.
— Беги, Купер! Беги, дорогой! — почему-то с улыбкой заметила старшая жрица Острова эльфиек Эмма Фильд.
А молодой Купер Фильд с удивлением посмотрел сначала на неё, потом на приближающихся девушек. Что здесь такого? Наверное, они хотят устроить с ним очередной спарринг. Ну, поваляет
Ведь они просто хотят устроить с ним спарринг, правда?
Интерлюдия № 2
Первая Крепость Охотников
Орден существовал слишком во многих мирах одновременно, где время текло совсем по-разному. Поэтому Новый Год всегда праздновался по календарю мира Первой Крепости. И это было правильно. Более того, все стремились попасть на этот праздник. Учитывая, что все они были на заданиях, встретиться у них получилось очень нечасто.
В принципе, по традиции празднование Нового Года длилось несколько дней, так что многие успевали позже присоединиться к празднику.
— Эх, не то настроение, — тяжело вздохнул Старый Мак.
— Эх, где старый дух праздника? — проворчал Дэн, заглатывая очередную кружку какого-то странного пойла, капли которого уже начали разъедать стол. Но, с другой стороны, все уже привыкли, что после каждого Нового Года в главном зале Первой Крепости меняют стол на новый, так что это было нормально.
— А что не так, Дэн? — задал вопрос один бойкий молодой Охотник, который в компании таких же молодых ребят выпивал неподалёку и выглядел вполне счастливым.
— Мак, что не так? — уточнил Дэн, поворачиваясь к старейшему Охотнику Ордена, который сидел в уголочке и тянул что-то странное из большой кружки. Странное, потому что из кружки периодически раздавались вопли. В начале вечера сидящие рядом Охотники гадали и пришли к выводу, что Мак пьёт настойку из живых Душ порабощённых тварей. Рецепта, правда, никто не знал, но слухи ходили, что такое очень даже возможно. Ну, а кому знать этот рецепт, если не старому Маку?
Мак пробурчал что-то неразборчивое и снова отхлебнул из своей кружки. И опять раздался дикий утробный вопль.
— Да скучно с вами, мелкие… — покачал головой Дэн, который уже, как всегда, дошёл до кондиции, и его потянуло на откровения. — Вот в старые времена, помнишь, Мак, как мы с Сандром гуляли?
При слове этого имени у старого Мака на мгновение зажглись глаза, и тут же снова потухли. Он лишь согласно кивнул головой.
— Расскажи нам про Сандра, Дэн. Почему его считают величайшим Охотником? Ведь есть же ты, есть же Старый Мак. В конце концов, если вы живы, а он нет, не говорит ли это о том, что именно вы великие? — снова задал вопрос бойкий юнец.
— То ведомо только Кодексу, — глубоко вздохнул Дэн. — И своими вопросами ты давишь на больную мозоль старине Маку. Зря он, что ли, тысячу лет на Сандра потратил?
— Между прочим, лучшую тысячу лет! — первый раз за весь вечер подал голос Мак, и его лицо расплылось в улыбке.
— Вот, слышите? Когда-нибудь доживёте до того времени, чтобы тысячу лет на вас потратил этот старый ворчун. И тогда уже поговорим, кто здесь самый Великий Охотник. По секрету скажу, что на меня он потратил всего лишь пятьсот лет.