Кодекс разведчика
Шрифт:
Я только вздохнула, может быть, не вздохнула, а застонала, но ничего не сказала. Не могла же я его утешать…
Он, наверное, понял, что слов для меня найти не сможет, а я не смогу слов для него найти. Разве это трудно понять… Это же всем понятно…
– Ты полежи, успокойся… Я пойду…
Но сразу не вышел. Еще ждал чего-то, а мне так хотелось, чтобы он вышел как можно скорее. Может, он даже почувствовал это.
– Я пойду… – сказал еще раз и встал.
Тапочками шаркнул. Они у него такие, шуршащие… Наверное, вышел. Но дверь, кажется, оставил приоткрытой. У меня на двери замок такой, что громко
А потом она пропала. Обои стали пустыми и скучными. И мне так стало не хватать маминой улыбки, так стало одиноко в этой комнате, что просто сил не было уже одной оставаться…
Аркадий Ильич на кухне сидел. И пил коньяк. Бутылка была уже почти пустая, и фужер перед ним пустой. И мой фужер рядом стоял. Аркадий Ильич налил в него чуть-чуть на донышко. Но я пить не стала. Опять слезы разморозятся, потекут рекой… Просто села рядом, руки между колен зажав, и почему-то качалась – вперед-назад, вперед-назад… И так до бесконечности… Мне так легче было… Я словно бы сама себя усыпляла и уходила куда-то далеко-далеко под облака, где было не так больно…
– Менты думают, что это твой отец… – сказал Аркадий Ильич.
– Нет… – сказала я отстраненно, но уверенно. И ни в какие подробности вдаваться не захотела. Просто одним словом все сказала, и пусть он непроизнесенное сам понимает…
– Я тоже, как менты, считаю… Он думал, что я в машине буду…
– Нет… – повторила я без всякого нажима. Зачем спорить и утверждать то, что я и без него прекрасно знаю. Это он папу не знает, а я знаю. И спорить на эту тему не хочу… И объяснять ничего не хочу… Знаю, и этого достаточно…
– Его сейчас, наверное, уже арестовали… – добавил Аркадий Ильич.
– Нет… – повторила я.
– Я им сказал, где было свидание назначено. Они в кафе поехали, туда, в «Кавказский дворик»…
Он, кажется, был пьян. Он сообщал мне, что послал ментов к папе, чтобы папу арестовали, как каялся. Но я твердо знала, что в тот же день, когда я маму потеряла, я не могу еще и папу потерять. Это было бы высшей несправедливостью…
– Нет…
У меня спина устала от раскачиваний. Заболела и заломила. А потом голова закружилась. И я опять к себе в комнату ушла. В кресло упала. И там не шевелилась. И не спала… И ничего в голове моей не было – пустота и безысходность, и больше ничего… И опять счет времени потеряла…
Звонок в дверь не заставил меня встать. Я понимала, что уже ночь, кажется, на дворе, и никто прийти к нам не должен. Но кто-то пришел. А мне все равно было… Аркадий Ильич тапочками зашлепал. Кажется, он уже переоделся, может быть, лечь спать готовился, если мог он вообще уснуть… Это я какой-то отстраненной частью сознания поняла…
Замок открывался долго. Два замка, потому что Аркадий Ильич на два замка дверь на ночь закрывает… И только после этого, наверное, проснувшись, он сообразил, что не спросил, кто за дверью, хотя сам и меня и маму всегда заставлял спрашивать. Дверь еще не скрипела – она у нас скрипучая, когда Аркадий Ильич спросил все же:
– Кто там?
Моя отстраненная часть сознания вопрос слышала, а ответ – нет.
– Она спит уже…
Значит, это кто-то по мою душу… Я встала.
– Я не сплю…
Дверь заскрипела…
– Вы? – удивленно сказал Аркадий Ильич и надолго замолчал. – Что ж, входите, если пришли… Входите…
– Оля где?
Я услышала голос папы и сразу вспомнила, как мама сказала, что у меня еще папа остался. И его, значит, не арестовали, как Аркадий Ильич говорил. И он пришел ко мне, потому что за меня боялся… Он пришел… Последний мой родной человек…
На его голос я вышла сразу… И уткнулась лицом ему в плечо… Опять тепло стало, и опять слезы разморозились…
– Я пришел сказать тебе, что это не я… – твердо сказал папа.
– Я знаю… – прошептала я. – И мама знает…
Я говорила о маме, как о живой… Я не научилась еще говорить о ней иначе…
Аркадий Ильич закрыл за папиной спиной дверь на оба замка, словно папа к нам переночевать попросился. Но он никогда, когда раньше приезжал, у нас не останавливался. Приходил, в моей комнате сидел, на кухне сидел, но никогда не оставался…
– Да проходите же… Чего в коридоре стоять…
Он был, конечно, растерян. Я никогда не видела Аркадия Ильича таким растерянным. Но я даже благодарна ему была за то, что он так принял папу. Ведь он же говорил, что считает папу убийцей, говорил, что папа и его вместе с мамой взорвать хотел. И пригласил…
Мы в комнату прошли. Папа меня за плечи обнимал, и так до дивана довел и усадил. А сам стоять остался.
– Извините, я считал, что это сделали вы… – сказал Аркадий Ильич. Он вообще-то честный и никогда не хочет, чтобы оставалось что-то недосказанное. Ясность любит. И сейчас хочет ясности. – Я так и сказал следователю. И сообщил, где вы встретиться должны были…
Папа кивнул.
– Вы меня не знаете, вам это простительно… – ответил сухо. У него у самого голос стал каким-то треснувшим.
– Вас должны были там арестовать… – сказал Аркадий Ильич.
– Они арестовали, я сначала не понял, за что. Но сбежал после допроса, когда сообщили… – буднично так сказал папа. Словно для него это было равносильно выходу из трамвая. Сбежал – из трамвая вышел… Никакой разницы… А я за папу испугалась…
– Так вас что, ищут? – И Аркадий Ильич очень обеспокоился.
– Ищут… – равнодушно подтвердил папа.
– И вы… Сюда…
– Сюда…
Аркадий Ильич долго думал.
– Я и сейчас еще считаю, что это сделали вы, – сказал упрямо и на меня посмотрел.
– Надеюсь, вы сейчас не будете ментам звонить… – зло усмехнулся папа, и Аркадия Ильича от этой усмешки передернуло. Кажется, он испугался, хотя вида постарался не подать. – Утром я уйду, а до этого побуду с дочерью… И… И с вами тоже поговорим… Просто так людей не взрывают… Должна быть причина… И мы попробуем ее найти… А потом я найду убийц…