Кодекс ведьмы
Шрифт:
И мыться непременно утром и ни как иначе - тоже не хочется. Хочется мыться, когда грязный. Чтобы стать чистым.
С едой, опять же, у нас получалось все не так, как у людей влажных и теплых долин.
Мы едим мясо. И рыбу. И птицу. И вообще все, от чего можно откусить, прожевать, проглотить и не отравиться. У нас другая еда, не такая как у южных жителей.
В нашем холодной мире одна растительная пища дает слишком мало сил. Летом растительности на нашем столе становится больше, зимою
***
Я не могла понять, хочу я, чтобы наставник в черных одеждах учил моих детей или нет.
Движения его притягивали, руки манили, а вот слова отталкивали.
Иногда он показывал боевые приемы своего искусства, не забывая каждый раз подчеркнуть, что когда он привлекает свою волшебную силу, прием получается в разы мощнее, нежели чем когда он просто выполняет его, как делали бы послушники других школ. Наставник небрежно замечал иногда, что "вот так - можно воздействовать на людей незаметно, например, в толпе".
Он показывал эти приемы на крепких молодых мужчинах, пришедших к нему на занятия. Им было больно. Наставник был сильнее. Хотя внешне не казался таким сильным.
И никогда не забыл проверить, смотрим ли мы, девушки, на него.
Мы смотрели и восхищались. Как и полагается.
Но мастер боевого единоборства, к которому я хожу вместе с мальчишками, обращался с тем, на ком он проводит удар, захват или бросок, значительно бережнее. Хотя тоже многое мог.
Но у каждого учителя - свои способы учить. Тут уж один мастер другому не указ, каждый сам знает, как надо.
Глава шестая
СЕРП РАЗВОРАЧИВАЕТ ТЕЛО
Настал зимний день, когда вместо порханий руками наставник усадил нас на коврики и начал говорить, стараясь и волнуясь.
Он сказал, что все, чему учили нас раньше - неправильно и вредно.
Что детей наших калечат при обучении. Что им преподают лишнее и ненужное, ибо кому в жизни понадобится наука начертания фигур и углов, или уроки чтения скучных книг о странных человеках?
Что настоящее, Сокровенное Знание (он говорил это именно с большой буквы, с придыханием и значением), сокрыто в горах у особых людей. Которых нещадно преследуют власти, потому что эти люди, эти Духовные Учителя, несут всем счастье. Они передают свои знания Посвященным, потому что не всякий человек способен овладеть Сокровенным Знанием, а только тот, кто имеет Расширенное Сознание.
А он, наставник, имеет это Расширенное Сознание, и помог многим, очень многим людям.
Потому что только человек с Расширенным Сознанием правильно понимает, что такое Добро и Зло. И он откроет это нам, но только тогда, когда мы будем готовы. Преждевременно - рано. Ибо вот.
А еще он сказал, что на нашем потолке сидят демоны, которые питаются радостью людской. А по ночам эти демоны, а может и не эти, другие, прыгают у человека на груди и мешают ему дышать.
Он говорил это, мучаясь, постоянно проминая себе ямку между большим и указательным пальцем, словно там была спрятана подсказка, которую он так старательно и неуклюже вспоминал.
Живой страстью его слова горели только тогда, когда он вспоминал уроки и учителей. Тогда он говорил с чистой, искренней ненавистью. Такая же ненависть звучала и по отношению к обычным знаниям. Видимо, несладко на уроках ему было.
Он призывал нас опустошить сосуды наших душ, вылив оттуда всю гадость, которая там плещется, потому что он заполнит эти сосуды чистой благоуханной амритой. И наша дорога к счастью станет короче.
И если у нас есть вопросы, он в следующий раз на них ответит. С радостью. Потому что самое главное - это доверие и взаимопонимание. Доверие с большой буквы. И Взаимопонимание. Тоже с большой.
Он говорил долго и нудно.
Было холодно, зимний ветер трогал нас ледяными пальцами. Во время разминки мы разогрелись и вспотели, теперь же тепло стремительно покидало наши неподвижные тела.
Из уважения к наставнику мы его не перебивали, хотя, сидя на ковриках, замерзли жутко. Он не обращал внимания на наши страдания, вызванные им же самим, живописал и живописал радости обладателей Расширенного Сознания и горести тех, кто живет в обычном мире. Он распинался о том, что мы все здесь одна семья, а кругом холодный, враждебный мир. И был в чем-то прав: кругом было очень холодно!
Слушать его было, почему-то, гадко и невыносимо, чем дальше, тем больше.
Его слова кололи меня, хотя я не могла понять, в чем дело.
В них было что-то глубоко неправильное.
***
Когда мы пришли домой, мне стало плохо.
Простуда когтями вцепилась в тело.
И болела душа.
Всю ночь я сморкалась кровавыми соплями и мысленно спорила, спорила с наставником. Потом не выдержала, встала, запалила светильник и на листочке бумаги начала излагать свое вИдение мира.
Наставник хотел вопросы?
Я их задам.
Но сначала расскажу ему, как и что я вижу вокруг. Чтобы он понял.
Я написала:
"Всякий, кто спрашивает, есть ли вопросы, должен быть готов их получить.
Смысл жизни - в самой жизни.
ЖИЗНЬ - БОЛЬШЕ! Она больше любви, больше ненависти, больше радости и печали, больше дружбы и вражды - она легко вмещает в себя все это. Жизнь больше любого учения. Она разная.