Кодекс ведьмы
Шрифт:
Она знает, как бьется любящее сердце мамы. Она знает, как бьется любящее сердце папы. Она не знает, как это - когда тебя не любят.
Ей и в голову не придет, что отец может отказаться отвечать на вопросы ребенка. Она со всеми своими вопросами всегда шла к отцу.
А для человека в черных одеждах это было более чем нормально, видимо, в его семье так было принято.
И когда он сгоряча объявил себя духовным отцом ведьмы, не понимая, насколько он при этом смешон, ему и в голову не пришло, что семьи-то бывают разные. Не такие,
А то, что он пытался выдать за семью, называется совсем по-другому.
Это не семья, основанная на любви. Это союз, основанный на силе. Именно так, когда во главе союза стоит суровый, подавляющий всех вождь, а властвует он над мужчинами, обычно молодыми. Потому что он сильнее. Так сбивается в стаи буйная молодежь, отправляющаяся на поиски славы и добычи. Так объединяются шайки разбойников. Такие порядки могут быть в воинских дружинах. Везде, где во главу угла поставлена сила. Грубая сила.
Но любовь и насилие, все-таки, отличаются.
Хотя для неживого разницы нет.
Но именно знание этого отличия и позволяет людям почувствовать неживое. Узнать его сердцем, значительно быстрее, чем это сделала ведьма.
А, разобравшись, закрыть перед ним двери своего дома.
И это надежное знание.
Глава шестнадцатая
ЗАВЕРШЕНИЕ
Когда снова зазеленели в Зимнем Городе листья на деревьях, мне приснился сон.
В этом сне мы мирно, плечо к плечу, бродили ночью по степи с человеком в черных одеждах, что пришел к нам из-за Реки, когда листья из зеленых стали алыми и золотыми.
Не с наставником с неживыми глазами, а тем мальчишкой, что иногда выглядывал из него. Мальчишкой, который помнил, как открыто и счастливо улыбаются, когда на душе хорошо. У которого от улыбки возникали славные ямочки на щеках. Который искренне радовался, глядя на нас, когда мы старались сделать все так же правильно, как и он.
Во сне было возможно все: достучаться до него, рассказать ему и показать, что такое на самом деле доверие и понимание. Что такое радость. И чем настоящая любовь отличается от того мертвого пепла, что он принес нам вместо пламени. Какая между ними пропасть. И как немного нужно, чтобы ненастоящее превратилось в настоящее.
И там, во сне, когда светили мягко далекие звезды и пряно пахли вольные, жесткие, непокорные травы, когда дышалось полной грудью, безудержно распускались цветы на моих шелках, и степь ложилась под ноги на все четыре стороны света, потребовалось совсем немного, чтобы неживое стало живым.
Там, во сне, всего-то было нужно сделать то, чего наставник в черных одеждах боялся, как огня: соединить руки так, чтобы чувствовать, как бьется чужой родник. Чтобы оба стали одинаково беззащитными и уязвимыми. Ведь только тогда понятно, какие слова не врут и куда ведут дороги.
Во сне я верила, что смогла бы убрать въевшийся в наставника страх, который застилал ему глаза, мешал видеть себя, мешал видеть людей, жить мешал хуже самого лютого недруга. Для этого даже слова не нужны на самом деле, достаточно поделиться биением своего сердца, течением своих рек - именно так матери успокаивают детей, именно так идет от человека к человеку знание "все будет хорошо, все уже хорошо". Это умение дано мне вместе с рождением: вплести в чужую песню немножко своей мелодии, чтобы человеку стало легче жить.
Но страх порождает страх.
И встает непримиримой стеной на пути у людей.
Я знала, что наяву наставник никогда не сможет преодолеть этот страх, впитавшийся в него, страх будет выгрызать его.
Потому что человек в черных одеждах станет все глубже и глубже загонять его в себя, пытаясь чужими способами избавиться от удавки, что сделали его собственным поводком. Которую он добровольно накинул на себя в поисках счастья, даваемого кем-то другим. А средство снять с себя путы ему никто не дал, ведь он кукла в руках тех, кто управляет им.
Страх же - это хитрый оборотень, рано или поздно он неизбежно перекинется в ненависть и гневную ярость, грызущие владельца еще сильней, от которых не спасают ни заклинания, ни ритуальные телодвижения.
Потому что если человек принимает жизнь, как страдание, он неизбежно принимает вместе со страданием и его ближайших родственников, невозможно закрыть перед ними дверь, если их родная сестра безнаказанно хозяйничает в доме твоего мироощущения.
Ведь все это - разновидность наслаждения, от которых невозможно отказаться, если ты не знаешь, что такое обычная радость, обычная любовь, обычная жизнь, с ее мелочами, горестями и приятностями, такими мелкими и неприметными с виду, но которые, как упрямые травинки, трепещут себе на любом, самом лютом ветру, сгибаясь, но не ломаясь. И зеленеют, чуть только солнышко погладит их теплой ладонью, и начинают цвести по весне.
Ведь когда ночь неспешно окутывает тебя, а ты стоишь босиком в жестких травах, запрокинув лицо к звездам, то чувствуешь, что звезды танцуют на небе тот же танец, что и ты на земле. Ты чувствуешь, как реки крови твоей несут свои воды в согласии с земными и подземными ручьями. Что пульс твой бьется в такт с дыханием ветра. Что время и пространство беспрепятственно текут сквозь тебя, что-то унося, что-то принося.
Именно так мы, ведьмы, ощущаем себя частью чего-то очень большого, которое включает в себя и небо, и землю, и мир вокруг нас, и мир внутри нас.
И мы знаем, что смерти нет.
Там, где есть жизнь.
Мы - в каждой своей частичке.
И мы - часть чего-то большего.
И это чудо, что жизнь дает жизнь. Это - самое главное чудо из всех, что есть вообще.
И это счастливое знание!
КОНЕЦ
Галанина Юлия
Иркутск, Гора, Нора
2009