Кодекс звезды
Шрифт:
— Колонны демонстрантов, — ответил Слащёв. — Идут под лозунгами «Долой соглашателей!» и «Да здравствует Пролетарская революция!»
— Сколько их? — спросил Ежов.
— По приблизительным подсчётам, тысяч тридцать.
— Надо сообщить Кирову, — сказала Абрамова.
— Ему доложат, — кивнул Слащёв. — Что делать будем?
— Ничего, — пожал плечами Ежов. — Те, кто не сможет пройти в центр города, пусть митингуют у мостов.
— А кто сможет?
— А тех, кто сможет, — ответила Слащёву Абрамова, — надо аккуратненько выводить на Марсово поле.
— Хороший план, — одобрил Слащёв. — На чердаках зданий по периметру площади следует установить пулемёты, а ещё… — генерал осёкся под тяжёлым взглядом Абрамовой.
— Может, мне тебе кой-чего прищемить? — задумчиво спросила Ольга. — Чтобы всякая хренотень в голову не лезла?
Слащёв от растерянности только и вымолвил:
— Однако! — и посмотрел на Ежова, ища у него поддержки, но тот лишь развёл руками.
— Ладно, генерал, не обижайся. Насчёт прищемить я пошутила, — примирительным тоном произнесла Ольга. — Но стрелять в народ и думать забудь!
— Да я, собственно, и не думал, — начал Слащёв. — Имелось в виду…
Телефон зазвонил вновь, и что у генерала «имелось в виду», так и осталось невыясненным.
Слащёв выслушал сообщение молча, шумно выдохнул и положил трубку на аппарат медленно и осторожно, словно была она из хрусталя.
— Что ещё? — забеспокоился Ежов.
— Звонили из Зимнего. К Дворцовому мосту подошёл эсминец. Требуют свести мост.
— Едем! — Ежов кинулся к двери, Ольга за ним.
Воспарившая над Невой чайка раскрыла клюв от удивления. Вот те нате! То, что творилось по обе стороны Дворцового моста, вполне могло служить иллюстрацией к учебнику «Новейшей истории России», когда бы речь шла о годе 1917, но для года 1920…
Так что там увидела наша чайка?
Стрелка Васильевского острова радушно предоставила себя демонстрантам и почти вся скрылась под колышущимися знамёнами и транспарантами. По другую сторону Невы Дворцовая и Адмиралтейская набережные предпочли военных, которые многократно уступали демонстрантам по численности, но, понятное дело, значительно превосходили их организованностью и дисциплиной. Дворцовому мосту всё это, очевидно, сильно не нравилось. Иначе зачем бы он отгородился от супротивников поднятыми «ладонями» разводного пролёта? Он бы так и дальше стоял, ему было нетрудно, но такую позицию не одобрил недавно подошедший из Кронштадта эсминец «Справедливый», который настоятельно советовал мосту: «Ты ладошки-то опусти, опусти!»
Именно это и видела глупая птица чайка. Давайте оставим её в покое, спустимся с небес на землю и посмотрим на события глазами полковника Абрамовой.
Ёшкин каравай! Эти черти полосатые, что снуют по палубе и надстройкам эсминца, вполне могут порушить поддерживаемое разведёнными пролётами Дворцового моста равновесие, ибо невесть что думают, неизвестно кому подчиняются, а главное, ни хрена не хотят слушать! Всё это я узнаю от осипшего морского офицера в чине
— Какие последние флотские новости? — интересуюсь, значит.
— Из Гельсингфорса передали…
— Из Хельсинки, — поправляю я.
— Ну да. Никак не могу привыкнуть. Из Хельсинки передали, что на всех базах флота ситуация находится под контролем, за исключением крепости Кронштадт.
— А там что?
Моряк жмёт плечами.
— По тем сведениям, которыми мы располагаем, большая часть личного состава осталась верна присяге, но и у Дыбенко немало сторонников.
Объяснил, значит. Ни черта они толком не знают в своём штабе!
Подбегает матрос и передаёт офицеру бумагу. Тот читает и хватается за рупор, но я его придерживаю.
— Позвольте полюбопытствовать?
Офицер неохотно – плевать я хотела на его охоту! — тянет бумагу. Ого! Воззвание Центробалта, переданное из Хельсинки, в котором говорится о смещении Дыбенко с поста председателя Центробалта и содержится призыв ко всем морякам прекратить бузу. Офицер тянется за бумагой, но я ловко прячу руку с листом за спину, а другой рукой хватаюсь за рупор.
— Позвольте! Я должен донести содержание воззвания до команды эсминца, — слабо сопротивляется моряк.
— Да вы посмотрите на себя, — улыбаюсь мягко, почти по-матерински. — Какой из вас теперь доносчик? Совсем голос потеряли. Вы тут пока отдохните, а с матросиками я сама поговорю!
Недолго морячок сопротивлялся, и я, вооружившись помимо воззвания ещё и рупором, направляюсь к мосту. Дохожу до поднятого пролёта. Отсюда палуба корабля ближе, чем с берега. Можно не сильно напрягать связки.
— Я комендант Петропавловской крепости полковник Абрамова! У меня дело к вашему командиру.
С палубы долетает:
— Смотри, баба в форме!.. Какая баба – Ведьма это! Зови старшого!
А я, кажется, и вправду популярна. Приятно, Ёшкин каравай! А главное, для дела пользительно.
Вскоре на бак (нос корабля) выходит морячок, в том же прикиде, как и у остальных, но с рупором в руке.
— Чего надо? — Вот хамло!
— Да вот, с командиром поговорить хочу.
— Недосуг ему, барышня, со мной говори!
Улыбается гадливо, остальные гогочут – скоты! Не иначе и этим в «недосуге» суки мерещатся. Ясно. Командир арестован – хорошо, если не убит. Офицеры, похоже, тоже вне игры.
— По чьему приказу прибыли?
— По приказу председателя Центробалта товарища Дыбенко! И вот что, барышня, устали мы вести переговоры – или опускайте мост, или открываем огонь!
— Из этой пукалки, что ли? — киваю на носовое орудие.
— Ничё! — злиться моряк. — Тебе четырёх дюймов с лихвой хватит. Жахнет так, что мама не горюй!
— А у меня, — я мотнула головой куда-то назад, надеюсь, что в сторону Петропавловской крепости, — в готовности орудий числом поболе вашего, да и калибром покрупнее, это как?