Кое-что особенное
Шрифт:
– Со мной такое иногда бывает, – начала осторожно, боясь, что одно неверное слово – и он развернется и уйдет. – В моменты очень сильного волнения. Но крайне редко, и обычно я успеваю сдержаться, чтобы ничего… Не повредить что-нибудь ценное. Простите.
– Вы же не нарочно это сделали, не за что извиняться. Подумаешь, стекло разбили. Не огорчайтесь, Уна. Давайте прогуляемся.
Он взял меня под руку, и мы медленно побрели в сторону города. Моросил мелкий дождь, но между туч появились просветы – вероятно, завтра с утра выглянет солнце. Мне пришла
– От моих… приступов давно уже не случалось никакого вреда людям, разве что в детстве была парочка неприятных происшествий, – сказала я и поспешно добавила: – Но всерьез никто не пострадал. Вы мне верите?
– Конечно, – ответил он и едва заметно пожал мой локоть. – Значит поэтому о вас ходят слухи? Из-за телекинеза?
Увидев мое замешательство, он пояснил, что для умения перемещать предметы силой мысли в его мире даже есть название. Увы, существование самой способности так и оставалось недоказанным, чем-то из разряда сверхъестественного.
– Но слухи на пустом месте не рождаются, так что вполне возможно, что вы не единственная, кто обладает этим даром.
– Спасибо вам, Евгений, – тихонько сказала я.
– За что?
– За то, что отнеслись ко мне так… – я осеклась. Некоторое время мы продолжали путь в молчании, потом я решилась. – Я бы хотела вам кое-что показать. На Той Стороне есть не только страшное, хочу, чтобы вы об этом узнали. Но придется встать до рассвета.
Солнце!
3.1.
– Доброго утра, Уна! Надеюсь, я не заставил вас ждать? – воскликнул Евгений бодрым голосом. Казалось, столь ранний подъем был ему привычен, по крайней мере, выглядел он выспавшимся.
– Не шумите, умоляю! Возьмите это и пойдемте, любезностями обменяемся по пути.
Я вручила ему увесистую корзину и огляделась, прислушиваясь. Гостиница стояла, погруженная в тишину. За темными окнами я не заметила никакого движения. Конечно, повар и горничные наверняка проснулись, но они привыкли к моему распорядку и не станут задавать лишних вопросов.
– Что здесь? – спросил Евгений, шагая со мной рядом по дорожке. – Пахнет клубникой.
– Это и есть клубника. Если хотите, можете попробовать.
– Откуда она у вас, не сезон же? – он приподнял краешек белой тряпицы, прикрывавшей корзину, выбрал ягоду покрупнее и с недоверчивым видом отправил в рот. На лице его отразилось разочарование. – Не очень сладкая, если честно. Так чудесно пахнет, а на вкус как вата. Тепличная?
– Угадали. Неподалеку от города есть теплицы, там ее выращивают почти круглый год. Увы – сладости ей и впрямь не хватает, слишком мало света. Но все же недостатка в заказах теплицы не испытывают, хотя цена для всех, кроме местных жителей, весьма высока.
Вскоре выложенная плиткой дорожка перешла в обычную тропу: территория гостиницы кончилась, правда, это стало заметно не сразу. Косили траву, подрезали кусты и боролись с сорняками далеко за пределами клумб и лужаек. Особенно в такой близости с границей.
Мы двинулись вдоль реки на восток. Солнце еще не выглянуло из-за горизонта, и краешек неба едва окрасился лилово-розовым, мягко отражаясь в тумане над водой. Стояла та особая тишина, какая бывает только ранним ясным утром, безветренным и свежим.
Евгений против своего обыкновения молчал, очарованный красотой зари. В полном безмолвии мы добрались до места: это был старый лодочный сарай с мостками. Несмотря на кажущуюся заброшенность, он содержался в порядке. Подойдя ближе, можно было заметить, что крепкие двери заперты на новенький замок, а мостки там и тут белеют свежими досками.
– Проходите, – велела я, открыла сундук в углу и достала брезентовый сверток. – Переоденьтесь, пожалуйста, я подожду снаружи, в лодке.
Я едва успела отвязать лодку и спустить ее на воду, как из сарая выглянул совершенно обескураженный Евгений. На нем были просторные штаны, кое-как подпоясанные широким ремнем, и сорочка. В руках он держал мятую льняную рубаху.
– Уна, скажите честно: вы решили надо мной подшутить? Зачем мне надевать эту ветошь? Вы только посмотрите, я похож на огородное пугало!
Волевым усилием я заставила себя смотреть ему в глаза, а не разглядывать очертания широких плеч и худощавого, но стройного и сильного тела под тонкой тканью. Теперь я смогла окончательно убедиться, что он прекрасно сложен, к тому же для человека, занимающегося фотографией, выглядит слишком хорошо развитым физически. Наверняка у него имелись и другие, более активные увлечения.
– Вовсе нет. Так надо, поверьте. Мы причалим к противоположному берегу. В этой одежде не раз ходили на Ту Сторону, поэтому будет лучше, если вы тоже наденете ее. Белье можете оставить, но часы, ремень, все металлическое и шнурки придется снять. Таковы правила.
Услышав о Той Стороне, он не произнес больше ни слова. Моментально скрылся за дверью, чтобы почти в тот же миг вернуться облаченным в выданный мною наряд. Признаться, выглядел он в нем действительно нелепо: рубаха без ворота висела на плечах, полностью обнажая ключицы (сорочку он тоже решил не надевать), рукава пришлось подвернуть, штаны болтались бесформенным мешком.
– Не смотрите на меня так, умоляю, – пробормотал он смущенно. – Я чувствую себя ужасно неловко, словно вышел к вам в пижаме.
– О, простите. Я лишь хотела убедиться, что все в порядке. Прошу вас, – я жестом пригласила его сесть в лодку, поставила корзину на дно между нами и оттолкнулась от берега.
Он хотел было отобрать у меня весла, но я велела вести себя спокойно и делать все, как я говорю. Евгений окончательно растерялся и сидел молча, глядя вперед. Мы плыли все так же на восток, и перед его взором сейчас открывался совершенно волшебный вид на реку, вода которой у горизонта сливалась с сиренево-розовым небом, а над берегами тянулась туманная дымка.