Коэффициент интеллекта (сборник)
Шрифт:
Я снова взялся за отвертку и тщательно привернул панель на место, спрятав за прозрачным пластиком ложь, обман и разочарование. Обильно полил все универсальным клеем и стянул поплотнее края разреза. Потом распушил шерстку – и клянусь, уже даже сам я не нашел бы следов взлома и проникновения.
Васька совершенно невозмутимо умылся и причесал шкурку лапкой. А потом мы с ним до утра играли с ниточкой и учились пользоваться горшком.
Для сверхсложной самообучающейся машины Васька оказался редкостной бестолочью. Хотя, возможно, что это был именно запланированный программный баг – для
Ведь так гораздо интереснее.
«Спасибо, папа», – подумал я, засыпая перед рассветом. Котенок спал у меня под одеялом, вздрагивая во сне, словно бежал куда-то.
«Расти большой, сынок», – почудилось мне в ответ, и я уснул.
Мне снова приснились механические пауки, звезды, лед и далекое солнце.
Да, точно, это был сон.
Мой папа по специальности робототехник. До катастрофы он обслуживал пустотных робошахтеров на рудниках кометного пояса, а чем он занимается здесь – ну, помимо того, что чинит все подряд, – я не знаю.
Как-то я тоже починил последний на борту силовой экзоскелет, но папа об этом узнал, экзоскелет отобрал и строго-настрого запретил его включать без разрешения.
– А я-то все никак понять не мог, что у нас за утечка из накопителей, – рассказывал папа маме. – Зимы все длиннее, каждый эрг на счету – а у нас утечка! И что ты думаешь? Наш пострел «силача» оживил. Сам, представляешь! Я ему, конечно, запретил впредь им пользоваться, и он пообещал – но ты чувствуешь, каков гусь? Головастый растет парень! Нам с тобой гордиться впору. Как, как он сообразил цепи пережженные восстановить? Я посмотрел – там все на клее и ленте-липучке, но ведь работает же! Я его этому не учил. Он, конечно, ребенок, Маша, но в такие моменты я собственного сына, если честно, побаиваюсь.
– Не переживай, любимый, – улыбнулась мама и обняла папу. А потом долго объясняла ему что-то насчет восприимчивости детского сознания и способности к самообучению даже в летаргии, когда активны только глубинные структуры мозга и работают одни животные инстинкты, но тут уж я ровным счетом ничего не понял, а потому и заморачиваться не стал. Потом разберусь, когда вырасту.
Пока библиотека не погибла, я ведь перечитал в ней все, что мог. Кое-что не понял – но это же ведь не значит, что ничего не запомнил. Время от времени знания, лежащие до поры в памяти без надобности, вдруг пригождаются. Не знаю, чему уж папа так удивляется.
Не включать больше «силача» я папе, конечно же, пообещал. А потом, конечно же, обещание нарушил, но стал делать умнее – приделал к экзо найденную в трюме сломанную панель солнечных батарей, на которую папа когда-то рукой махнул, а я взял и починил, и оставлял механический скелет подолгу загорать снаружи на солнышке, которое светило с каждым днем все ярче и все быстрее заряжало его аккумуляторы. И играл – в разные игры. Сам с собой играл, потому что, кроме Тима и Лапочки, которые, если разобраться, не друзья, а очень даже враги, других друзей у меня нет – на всей Андромахе людей осталось только трое: я, папа и мама.
Теперь у меня появился котенок, и весь оставшийся до встречи с врагами месяц я посвятил играм с ним.
Но этот месяц прошел, и наступило время для войны.
Тима и Лапочку я услышал задолго до того, как их остров появился на горизонте. Я предупредил родителей, что иду на прогулку.
– Оденься теплее, – рассеянно сказала мама, не отрываясь от планшета, на котором формулы и диаграммы жили своей жизнью, подчиняясь легким касаниям маминых пальцев. Папа только буркнул что-то, соглашаясь с ней.
– Конечно, ма, – ответил я, надевая защитный костюм на голое тело.
Когда я вошел в шлюз, сквозь затягивающийся проем в мембране люка за мной следом прошмыгнул Васька и принялся гордо расхаживать, подняв хвост трубой. Я коснулся сенсора, и наружная мембрана лопнула, впустив внутрь атмосферу Андромахи. Молекулярные фильтры в костюме все еще работали исправно, выделяя из слагающих ее газов те, что были нужны человеку для дыхания, а потом превращая их в обычный земной воздух.
За Ваську я не беспокоился – ему-то воздух точно был не нужен. Обгоняя меня, полосатый разбойник умчался в темноту корабельных коридоров. Я зажег налобный фонарь и отправился в командную рубку.
Питание в оптические усилители рубки не подавалось давным-давно, а батареи автономных блоков папа приспособил для обогрева оранжереи еще раньше – когда зимы были короче и растениям удавалось перезимовать. Потом растения все равно погибли, и аккумуляторы пригодились в другом месте. Горизонт с тех пор приходилось рассматривать в старинный линзовый бинокль – чистейшей воды оптика, не вру! Я раскопал его в обломках расстрелянного вельбота на шлюпочной палубе в комплекте для выживания и время от времени поднимался с ним на мостик, играя в капитана. Родители ничего не имели против – оружейные консоли были давно мертвы, а панели навигации папа заблокировал и опечатал самолично, взяв с меня честное-пречестное слово никогда не пытаться их оживить.
Слово я дал. Это же ведь только слово.
Остров, у берегов которого в подогретых теплыми источниками водах зимовали вместе со своей семьей Тим и Лапочка, еще не был виден даже в бинокль.
– Привет! Привет, враг! – радостно закричали голоса в моей голове. – С возвращением!
Змеев пока не было видно даже в бинокль. «Привет!» – подумал я, зная, что они слышат мои мысли так же хорошо, как я их собственные. В ответ пришли волны кровожадного восторга, и я послал врагам в ответ образ улыбки. Улыбку змеи воспринимали как оскал, знак угрозы, даже чувствуя сопутствующие ей радость и доброжелательность. Меня это всегда веселило.
Я соскучился по своим врагам, а они соскучились по мне.
Волны были свинцово-серыми и слегка маслянистыми. Они тяжело ворочались внизу, словно спины огромных животных, бок о бок стремящихся невесть куда. Среди волн во множестве белели льдины – океан вскрылся совсем недавно.
Здесь, в беспокойных приэкваториальных широтах Андромахи, воздушные течения волновали поверхность океана, а океанские закручивали атмосферу в бесконечные кольцевые вихри, в одном из которых вот уже много лет кружил вокруг планеты наш плененный небом корабль.