Кофе готов, милорд
Шрифт:
– Ага, всё подчистую. Вкусно было, но мало.
– Тогда почему ты всё еще здесь? Кто-то что-то говорил про возвращение домой, если я не ошибаюсь.
– Захотел и остался, – насупился малыш.
– То есть возвращаться домой не обязательно?
– Не-а. Мы домой возвращаемся, потому что тут делать больше нечего, да и опасно – каждый человек прибить может. Ну и дома у нас тепло, – мечтательно закрыл глаза он. – Только тебя же ни на секунду оставить нельзя. Только отвлечешься по важному делу, как ты сбежишь, душенька! – забавно он всё-таки сердится, умильно.
–
Услышанное поразило меня. Слегка смущаясь и оставляя бороздки от когтей, Чук рассказал, что в момент «побега» души Гретты её тело обмякло и вся шайка-лейка мелких чертят, ошивающихся в воде, разом загомонила. Каждый понял, что происходит – в мир приходит новая душа необычным способом, а, значит, бог выберет душу сам, особо ценную и подходящую для мира и тела.
– Её никто не заметил. Просто душа и душа, обычный лучик среди сотен таких же. А я как увидел – сразу понял, что это она. Такая теплая и пахла вкусно уже тогда. На маму похожа… Я как увидел, сразу решил, что ты будешь моей. Всё ждал и ждал, когда можно будет прийти к тебе и понюхать получше, а ты, как назло, никому не клялась и к воде не подходила.
– То есть ты просто захотел мою душу и ультимативно решил, что она теперь принадлежит тебе? – я едва не рассмеялась от непосредственности ребенка.
– Я думаю, ты моя мама.
Чего?!
– Говорят, у клятов нет души. И когда мою маму убили, она никуда не вознеслась. Но мне было так одиноко, что я захотел себе новую маму, и появилась ты. И я не глупый, я знаю, что человек не может быть мамой клята. Не смотри на меня так, я правда не глупый! Но… не может же это быть совпадением? Просто я очень хочу, чтобы ты была моей душой, – вздохнул он, положив маленькую безрогую голову на мою ладонь. – Тебе даже врать не хочется. Поэтому я решил, что твоя душа теперь моя. Наверное, именно для этого тебя выбрал бог – быть моей мамой. Теперь это твое самое важное дело.
У меня навернулись слёзы. Я ненавидела, когда родители бросают своих детей, пылала праведным гневом при виде отказников в детских домах, но здесь злиться не на что – ребенок просто сирота. Малыш, который отчаянно ищет недостающего тепла и который, как и все дети, немного эгоистичен. Наверное, ему пришлось тяжелее, чем остальным: потерять любящую мать больнее, чем просто женщину, которая тебя родила, но не любила.
– Можно я останусь с тобой? Ты не станешь меня прогонять?
– Почему я должна тебя прогнать? – страшно удивилась я.
– Теперь ты знаешь, что нас ничего не связывает и я тут просто потому, что хочу быть с тобой. Даже клятва нарушена и теперь мне совсем-совсем не надо оставаться среди людей. Но я знаю, что тебе предложить, чтобы ты разрешила мне остаться, – серьезно посмотрел он мне в глаза.
– И что же?
– Чертово золото.
Глава 10
Я с изумлением пялилась на толпу чертей, оккупировавших мой стол. Не успела «усыновить» дитятю, как он уже друзей привел.
– Что вы как маленькие шебуршите? Ну-ка, встаньте в очередь! – важно командовал Чук, стоя на увесистой книге, как на пьедестале. –
В углу комнаты квадратными глазами на клятово нашествие смотрела Мира, зажимая себе рот ладонями, чтобы не мешать случайными негодующими возгласами. На подоконнике недалеко от стола устроился Ясень, скрупулезно записывая каждый фион, но ни в коем случае не касаясь руками растущей горсти монет.
Я же была занята самым важным делом – выдавала по две профитроли на пятачок, стараясь не ошибиться и не запутаться среди хитрых чертенят, теснивших друг друга. Это не было очень сложной задачей по сравнению с необходимостью поддерживать тишину.
– Ай! Ты мне хвост оттоптал, медведь!
– Сам медведь, только с рогами!
– Я тебе сейчас этими рогами дырки в пузе просверлю!
– Сам дурак и уши у тебя холодные!
Бесполезно. Гвалт накатывал волнами, отражался от пустых стен и прибоем ударялся о слуг, подглядывающих в дверную щель. Наконец, последние сладости нашли своих владельцев, а куча денег на полу выросла до колена.
Выдохнув и помотав головой, прогоняя остатки шума в ушах, мы сверили пополнение бюджета.
– Три тысячи двести четырнадцать фионов.
– Тридцать два клята.
– Кто-то больше, кто-то меньше, – философски вздохнул Чук. Брата у него не было и мой вопрос вызвал недоумение.
Отголоски чужого гнева и сурового неудовольствия настигли меня, когда я смела последние крошки со стола.
– Проклятое золото, ваше светлость, нельзя его брать! – ввалившиеся слуги наперебой начали отговаривать нас от этой идеи. – Пропадете!
– Против воли Мира идете, графиня! Покарает вас бог за такое святотатство и нас заодно не помилует! Одумайтесь, заклинаю, одумайтесь моя леди.
– Нас не жалеешь, так душу свою бессмертную пожалей. Отныне и вовек закрыты для тебя чертоги Господни, не отмоешься! И будь с этого золотишка прок, так нет же, обманет тебя треклятая нечисть, запачкает душу проклятьем жестоким, замучаешься грех такой отмаливать.
– Ладно эти малолетние бездари больше фиона в руках не держали, но вы-то?! Вы как могли на клятово золото польститься, леди? Коли так деньга потребна, так мы заработали! Не смейте трогать эту мерзость, ох, грехи наши тяжкие!
Я терпеливо ждала, пока поток негодования и религиозного запала иссякнет. Не могу сказать, что сама я излишне верующая, однако на мой взгляд проблема «проклятого» золота была решаема без последствий в виде кары небесной. И этим займется Чук.
– Людишки странные. Правда верят, что бог каждого карает за сделку с нами уже после самой сделки. А всё оттого, что верить не хотят – изначально губит род человеческий жадность и хитрость.
Самым первым договором обмена золота на удовлетворение естественной потребности была история некого Грата. Был такой местный добрый молодец лет пятьсот назад, умом особым не отличался, как и излишней гуманностью. И посчастливилось ему однажды изловить черта: то ли отирался он по близости, то ли вредил в силу своей натуры, однако попался и был придавлен немалой мужицкой ладонью к мясницкой плахе.