Кофе и полынь
Шрифт:
– Две недели назад, но пишут об этом только сейчас. Странно… И ещё намекают на некие не вполне приличествующие джентльмену обстоятельства смерти – это в некрологе-то! Либо в «Бромлинских сплетнях» у него имеется личный недоброжелатель, либо дело нечисто.
– Скорей, второе, – откликнулся Клэр задумчиво. – В подобное время неслучайные люди случайно не умирают, тем более в обстоятельствах, которые препятствуют широкой огласке и отвлекают, собственно, от самого факта смерти… Однако не лучшая тема для беседы за ужином, – поморщился он. – Лучше перелистните страницу назад и огласите результаты последних скачек. У лошадей хотя бы забавные клички.
Излишняя предосторожность – младшие мальчики по-прежнему усердно расправлялись
– Ну, скачки отменили, но если вам так уж необходимо услышать нечто забавное…
Пока Эллис вкратце пересказывал занимательную историю о том, как несколько лет назад прямо перед Королевскими скачками несколько студентов-шутников похитили одного из жокеев, я завладела газетой. По иронии судьбы, она раскрылась именно на некрологах. Мистер Каннинг, тощий мужчина с узким лицом и вислыми бакенбардами, печально смотрел на меня с нечёткой фотографии; коротенькая заметка сообщала, что похороны уже состоялись, а смерть хоть и явилась «в обстоятельствах, которые привели бы в ужас любого джентльмена», но всё же была естественной. Никаких убийств – значит, и никаких расследований, то есть лучший детектив Бромли был обречён коротать время в глуши ещё неделю-другую, покуда уже я сама не начну сходить с ума от скуки и не решу до срока собираться назад, в столицу… Не самая печальная судьба, учитывая местные красоты – и то, что Мэдди, кажется, полюбила гулять с ним по склону холма.
Когда мы покидали столовую, то газета, изрядно помятая, осталась на столе.
На мгновение мне почудился влажный красноватый блик на странице некролога – но, думаю, что именно почудился.
А через несколько дней погода стремительно испортилась.
Ночью с севера дохнуло не прохладой даже, а самым настоящим сырым холодом. Огромный замок, пусть и обустроенный с учётом новейших достижений прогресса, тут же стал неуютным. Всюду чудились сквозняки, даже там, где их взаправду не было; среди листвы мелькали то здесь, то там золотые пятна, а рябины на склоне холма – в нынешнем году совершенно роскошные – пылали, точно на гнущихся к земле ветках поспели не ягоды, а уголья. Утренние и вечерние прогулки Эллиса и Мэдди делались короче и короче: прятаться от настырного дождя под одним большим зонтом было и романтично, но всё же неудобно. В особенности если учесть, что лишней сменной одежды, а тем более обуви у детектива не водилось, а высыхать ботинки не успевали… Под крышей покоя влюблённым не давали дети – мальчики Андервуд-Черри, с виду смирные, но требующие к себе внимания ежечасно, и Лиам, который на просторах замка, кажется, совершенно одичал.
А ещё внимания требовал Клэр. Парадоксально, однако он полюбил играть с Эллисом в карты и даже великодушно соглашался обходиться без ставок, лишь бы детектив соблаговолил составить ему компанию… Тот и не возражал, впрочем, и только раз в сердцах бросил, когда мы остались вдвоём:
– Ему точно нравится меня мучить! То спрашивает, когда я собираюсь добиться повышения по службе, то рассказывает о том, как тяжело содержать семью, то вовсе пугает детьми… Будто я их не видел никогда – вон, целый приют под боком, и содержание их, скажем честно, лет десять по большей части лежало на моих плечах. Что думаете, Виржиния?
Он расхаживал из стороны в сторону по просторному кабинету, обставленному лишь нынешней весной. Комната немного напоминала ту, другую, в бабушкином особняке, где я вела переписку и в целом занималась делами, но была гораздо просторней, однако же недостаточно просторной, чтобы вместить одного непоседливого, упрямого, беспокойного детектива с пружинящей походкой мальчишки и с проседью в волосах.
– Что думаю? – не сдержала я улыбку, когда Эллис в последний момент успел развернуться на пятках, едва не врезавшись в стену. – Что мой несносный дядя
Он замер на полушаге, приподняв ногу – и через мгновение поник. Плечи его опустились; медленно – и куда подевалась пружинистая походка? – Эллис пересёк кабинет и сел в кресло напротив моего стола.
– Мы думали об этом, – тихо сказал он. – И собирались пожениться как можно скорее, быстрей даже, чем позволяют приличия, скажем, в конце лета… Но сперва Фрэнсис Марсден, а потом война; Лайзо исчез неизвестно куда, вы расторгли помолвку – до радостей ли? Мы с Мэдди решили подождать. Хотя бы до весны, а там… а там, надеюсь, будет чуть больше тепла и света.
Вряд ли его смущала погода. Но я понимала, что он имел в виду, и потому кивнула:
– Весной и вправду проще найти цветы, достойные венка и букета невесты для Мадлен. А вы, Эллис, может, к тому времени научитесь отвечать на вопросы дяди Клэра – или хотя бы говорить ему прямо, чтоб он не лез не в своё дело, ибо ваш семейный очаг – только ваша забота. И немного моя, потому что я собираюсь подарить вам с Мадлен дом. Где бы вы хотели жить?
Лицо у Эллиса вытянулось; он явно хотел что-то сказать, но только хватал воздух ртом, а потом, совладав с чувствами, выбранил меня, ничего не ответив по существу. Так фрегат благих намерений разбился о рифы действительности.
Но меня это не смущало, право.
И Валтеры, и Эверсаны неостановимы в своём стремлении творить добро.
Так или иначе, но больше затягивать мучения – ни детектива, который пытался одновременно прятаться от меня, Клэра и детей, ни свои собственные – я не стала. Мы вернулись в Бромли на исходе второй недели осени. Погода к тому времени, как ни странно, вполне наладилась. По-прежнему было пасмурно; тучи, тяжёлые и рыхлые, нависали так низко, что почти ложились на крыши, и острые пики флюгеров намертво увязали в этом сером месиве, похожем на нечёсаную овечью шерсть. В безветрии, во влажной духоте город казался оцепеневшим… Мне его оцепенение, впрочем, представлялось не безжизненным, а задумчивым. Было не тепло и не холодно – и очень, очень тихо; визгливые гудки клаксонов, шум над рынками и доками, птичьи крики – всё тонуло в тумане и облаках. Улицы выглядели более пустыми, чем обычно, и даже газетчики не оглашали скандальные заголовки на углах.
Пожалуй, такая меланхоличная тишина была созвучна тому, что я чувствовала.
Но, хоть и чудилось, что жизнь остановилась, на самом деле она продолжала кипеть. Эллиса похитили у нас прямо на железнодорожном вокзале – и не кто-то, а лично мистер Хоупсон.
– Городское Управление спокойствия нуждается в вас, мистер Норманн, – важно произнёс он, украдкой вытирая платком испарину со лба и висков, и прерывисто вздохнул. – Причём уже несколько дней. Я велел телеграфировать вам…
– А я нуждаюсь в завтраке, – дерзко соврал Эллис, который перекусил в поезде не далее чем полчаса назад. – И, боюсь, с вашей телеграммой мы разминулись.
– До завтрака ли, когда четыре человека в доме Брумов, не считая прислуги… – возвысил было голос мистер Хоупсон, но, покосившись на меня, снова утёр испарину. – Прошу прощения, миледи.
Извинившись перед нами – и особенно горячо, разумеется, перед Мэдди – Эллис отправился исполнять свой служебный долг, доверив нам заботу о его багаже, одном-единственном тощем саквояже. За вещами вечером явился доктор Брэдфорд; меня он не застал – я всё ещё оставалась в кофейне – и через Паолу велел передавать сердечный привет и слова неизменной благодарности от Дороти Ишервуд, которую в Бромли знали больше под именем Феи Ночи, знаменитой на двух континентах циркачки.