Кофе со льдом

Ролдугина Софья Валерьевна

Пахло гарью, гнилью и еще чем-то медицинским, похожим на запах больнице — или в комнате доктора Брэдфорда в доме на Плам-стрит.

Сглотнув от волнения, я медленно и осторожно сделала шаг, другой, переступая через шпалы и вслушиваясь. Деревянный стук каблуков стих — либо та женщина затаилась где-то, либо убежала слишком далеко вперед, пока я колебалась. Эта мысль придала мне решимости. С отчаянно колотящимся сердцем я ступила в полумрак туннеля, прошла вперед с десяток шагов — и вновь замерла. Дальше идти было неразумно. Да и не обязательно те люди были преступниками, а

если были — они могли спрятаться не в туннеле, а в одном из тех полуразвалившихся домов.

Еще некоторое время поглядев в жутковатую темноту туннеля, я собралась разворачиваться.

И тут кто-то резко дернул меня назад, а к носу и рту прижалась отвратительно, химически пахнущая тряпка. Я инстинктивно вдохнула, попыталась закричать, махнула наугад рукой… а потом сознание отчего-то начало уплывать.

«Запах… — догадалась я, вспомнив версии Эллиса. — Медицинский запах… Хлороформ?»

Но было уже поздно.

Сознание ко мне вернулось раньше, чем возможность двигаться, и в этом была моя удача.

Первые секунды все словно в тумане плавало. Не поймешь, где верх, где низ, тепло ли, холодно ли… Воспоминания о произошедшем были отрывочными, но и их хватило, чтобы испугаться до испарины. Меня бросили валяться в туннеле? Похитили? Со мной что-то… сделали?

Давний рассказ Эллиса об убийце, охотившемся за честью бромлинских красавиц, вспомнился как нельзя более некстати.

Разум прояснялся постепенно; я будто выныривала из тяжелого, болезненного сна. И вот уже могла различать явь и бред, собственные мысли — и обрывки какого-то разговора.

— …поешь, пожалуйста, Джим.

— Да какой я тебе Джим?!

— Не спорь, пожалуйста, Джим. Ради твоей маменьки…

— Да к бесам через кочерыжку и тебя, и «маменьку»! Пусти меня!

— Не забудь поесть, Джим. Доброй ночи.

Что-то хлопнуло, лязгнуло железо.

«Это ключ провернули в двери?» — пронеслась в голове догадка.

Чувство реальности вернулось ко мне уже полностью, хотя мысли еще плавали как в тумане. Кажется, я лежала на какой-то деревяшке, укрытая пыльным отрезом шерсти. Вроде бы целая, невредимая — и одетая. У меня как камень с души свалился. Значит, никто не покушался ни на мою честь… ни на оружие.

А значит, у меня есть шанс.

— Эй?

Голос был определенно мальчишеский и чем-то знакомый.

Что-то скрипнуло, потом зашуршало. Я замерла, стараясь дышать неглубоко и размеренно, на всякий случай притворяясь спящей.

— Ты как там? — чуть громче окликнул меня мальчишка и вдруг тихонько взмолился: — Ох, Небеса и все святые заступники, пускай она живехонька будет!

Я испугалась, что мальчишка сейчас расплачется, и наш тюремщик вернется с проверкой, а потому поспешила откликнуться:

— Все в порядке… кажется, — и осторожно села.

Голова закружилась, к горлу подступило, и я дернула туго завязанные шляпные ленточки, чтобы вздохнуть поглубже. Револьвер, слава небесам, был на месте; сверток с ним тяжело стукнул мне по ногам, и я едва успела ухватить шляпку за приколотую вуаль, чтобы он не свалился на пол.

Судьба и собственная глупость завели

меня в комнату без окон, освещенную одной-единственной тусклой свечой в железном фонарике под потолком. В углу стояло жестяное ведро, судя по запаху, заменяющее ночную вазу; на широкой доске у двери курились паром две миски с горячей похлебкой или кашей, накрытые сверху ломтями хлеба; в углу валялся матрас, застеленный на удивление чистеньким шерстяным одеялом. Мне же служил ложем сбитый из деревяшек щит — занозистый, но тоже не слишком грязный. С краю на него присел щуплый светловолосый мальчишка лет тринадцати на вид, вглядывающийся в мое лицо с недоверием.

— Так ты ж… это… Она самая! — выдохнул он изумленно, встретившись со мной взглядом. — Которая к нам в приют ездила! А я, это… — он смутился не на шутку и потупил взор. — Ну, крысу дохлую тогда притащил. Но я не нарочно!

Тут и я вспомнила — и не сдержала улыбки.

— Да, тебе Кир Святой самолично подсказал. Ты ведь Лиам, верно?

Он подполз ко мне поближе и судорожно вцепился пальцами в мои юбки.

— Лиам О'Тул. А ты, это… ну, как сюда… того?

Мальчишка взглянул на меня с таким отчаянием, что я поняла — надо врать.

— Мы с Эллисом вели расследование. Я решила проникнуть в логово преступников, чтобы узнать все наверняка. А Эллис скоро придет за нами… А раз уж мы здесь, Лиам, расскажи мне, что с тобой случилось.

Он насупился и почесал в затылке.

— Ну… Мы тоже, это, расследовали. Как Эллис. Ну, ходили у станции, где Джер пропал, смотрели. Я вот утром до завтрака побежал, в обед Нора с девчонками тут прошла б… Дошел до станции, а там под деревом стоит женщина и плачет. Тихо-тихо, но очень сильно. И приговаривает — «Куда он делся, куда он делся». Я к ней подошел, а она как вцепилась в меня — Джим, говорит, иди к маменьке. А потом — не помню.

«Скорее всего, мальчика тоже усыпили хлороформом», — подумала я, а вслух спросила:

— Много ли времени прошло с тех пор?

— Ну… — он замялся. Голос его дрогнул. — Как я тута проснулся — ну, с полдня где-то. А что?

Я представила, осмыслила, прислушалась к своим ощущениям… Ведро в углу обрело необыкновенную, магическую притягательность. Ох, как не вовремя!

— Ничего, — улыбнулась я нарочито бодро. — Все хорошо. Значит, Эллис уже скоро придет нас спасать.

— Скоро, да? — растерянно отозвался мальчишка. Я невольно потянулась к нему — обнять, утешить, сделать хоть что-то. — А я шапку в углу нашел. Как у Джера была. Совсем похожа, но это ж не она?

У меня кольнуло сердце.

— Будем молиться, что не она. Лиам… — сказала я тихо и ласково погладила мальчишку по голове, а он доверчиво ко мне прильнул. Его била крупная дрожь — то ли от озноба, то ли от переполняющих сердце чувств. Страшно подумать, что пришлось перенести самоуверенному и дикому приютскому зверьку, чтобы он стал так тянуться к чужому человеку, лишь однажды сделавшему ему добро. — Все будет хорошо, правда.

— Эллис… — начал было он, но дыхание у него прервалось всхлипом. — Эллис их уже с осени и-и… и-ищет. А все без толку… И Джер пропал, и Том, Риз с площади… А мы?